— Где они? — не выдержал какой-то рядовой.

— Скоро увидишь. — ответил ему товарищ.

Посередине батальонных шеренг ветер трепал яркие на фоне тусклого неба полковые знамёна.

Откуда-то справа донеслась ружейная пальба. Бухнула пушка, резко и неожиданно. Послышался рёв сотен глоток, и над мокрым грунтом с правого фланга пополз пороховой дым, но в поле зрения нью-йоркцев враг пока не появлялся. Ударило второе орудие, выбросив дымный язык метров тридцати длиной. Шрапнельный снаряд разорвался в воздухе позади нью-йоркцев. Очевидно, у южан действовала на этом участке целая батарея полевых орудий. Одного из нью-йоркцев вывернуло кофе и галетами на траву.

— Тебе полегчает, когда ребы заявятся. — похлопал его по плечу сержант.

Из-за деревьев выскочил ещё один олень, прыснул к северу подальше от дыма и шума, застыл на миг и, развернувшись, промчался перед засекой. Среди сосен обозначились силуэты, блеснуло оружие, и мелькнули знамёна.

— Товсь! Целься! — крикнул полковник нью-йоркцев, и семь сотен прикладов легли к семи сотням плечей.

Застрельщики уже открыли огонь, и ветер потянул облачка дыма к северу.

— Ждать! Ждать! — распорядился сержант.

Лейтенант срубил саблей сорняк. Сглотнуть не получалось, в горле было сухо. Неделю его мучил запор, а сейчас, как назло, прослабило.

— Спокойнее! Ждём! — повторял сержант.

Во все глаза таращились нью-йоркцы на врага, о котором столько читали, столько шутили, столько говорили. Врага, обряженного в рваные коричневые и серые мундиры. Врага, редкой цепочкой приближающегося от зубчатой стены сосен.

— Пли! — взмахнул саблей полковник.

Засечная черта утонула в клубах дыма.

— Пли! — скомандовал капитан-артиллерист, и пушки плюнули картечью.

Расчёты засуетились, баня стволы и перезаряжая орудия.

— Остановите их, парни! Удержите! — воодушевлял нью-йоркцев полковой священник, потрясая револьвером и Библией, — Пошлите их души к Создателю! Прикончите подонков! Во имя Господа, цельтесь ниже!

— Пли!

И жестяные короба картечных зарядов рвались у дельного среза, швыряя в противника рои пуль. Мятежников опрокидывало наземь; лужи, оставленные ночной грозой, окрашивались свежей кровью. Стальные шомполы лязгали в стволах винтовок. Дым первого залпа подрассеялся, и нью-йоркцы могли видеть, что враг по-прежнему наступает, только теперь южане разбились на малочисленные группки. Они замирали на миг, стреляли и вновь двигались вперёд. При этом конфедераты издавали жуткий улюлюкающий вой — знаменитый «боевой клич ребов».

— Пли! — крикнул сержант нью-йоркцев, и заметил мелькнувший в дыму залпа шомпол, забытый кем-то в стволе.

Пули южан щёлкали по брёвнам засеки и жужжали над макушками солдат-федералов. Дым густо затянул поле боя, похожий на рваную полупрозрачную штору, за которой виднелись смутные тени вражеских солдат, озаряемые вспышками выстрелов. У залитых водой стрелковых ячеек отступивших застрельщиков северян сменили застрельщики конфедератов.

Пушки били по врагу, и жестокая отдача глубоко вбивала хвостовики лафетов в мокрую почву. Оборудовать артиллерийские гнёзда по всем правилам, с твёрдым настилом, не успели, только насыпали земляные брустверы, из-за которых пушки сейчас извергали смертоносную картечь. В каждый из двенадцатифунтовиков забивали сразу два заряда поверх килограммового мешка с порохом, так что выстрел метал во врага разом пятьдесят четыре пули, переложенные мгновенно выгорающими опилками. Четырёхсантиметровые пули с треском врезались в стволы сосен за спиной южан, взбивали в лужах фонтанчики грязи и рвали человеческие тела.