— Ведите меня туда! — приказал Торн, доставая из кобуры револьвер и прилаживая на один из шпеньков барабана колпачок капсюля.

— Могу ли я спросить… — начал Джеймс беспокойно.

— Не можете! — отрубил Торн, — Я не для того скакал, дьявол вас дери, из Вашингтона, чтобы любоваться тем, как вы тут краснеете, будто девица в первую брачную ночь! Ведите, живо!

И майор Старбак повёл подполковника в конюшню. Дверца стойла, отведённого лошади Джеймса, сиротливо поскрипывала, колеблемая ветром. Коня в стойле не было.

— Он собрался проехаться посмотреть, что за пальба, — беспомощно промямлил Джеймс, напуганный напористостью Торна.

— К шести должен вернуться. — подсказал догнавший их Пинкертон.

— Молитесь, чтобы вернулся. — зло ощерился Торн, — Где МакКлеллан? Пусть даст мне кавалеристов, попробуем догнать чёртова проныру.

— Но зачем? — спросил Джеймс, — Что он натворил?

Но подполковник уже убежал. На горизонте гремели орудия, дымная белая пелена поднималась из-за деревьев. Нат уехал на запад, и заварилось что-то непонятное. У Джеймса защемило в груди. Молясь, чтобы его опасения не оправдались, он пошёл искать себе лошадь.

Пехота конфедератов полушагом-полубегом рысила по грунту, где-то твёрдому, где-то расквасившемуся в слякоть. Дозорные северян, заметив высыпавших из леса солдат в серой и коричневой униформе, поспешили к своим с вестью, что мятежники сподобились перейти в наступление.

Тревожно запели трубы в лагерях федералов, разбросанных вокруг ферм южнее станции Фэйр-Оук-стейшн. Генерал МакКлеллан хорошо вымуштровал своих солдат и мог бы гордиться скоростью, с которой они изготовились к бою. Полки мгновенно бросили недописанные письма и недоваренный кофе, бросили бейсбол и карты, расхватав составленные в козлы ружья и заняв позиции позади засеки в пояс высотой. Застрельщики выдвинулись вперёд к линии стрелковых ячеек, отрытых за сотню шагов до засеки. Ячейки, хоть и находились на более высоком участке земли, были заполнены доверху дождевой водой, поэтому застрельщики залегли рядом с ними, доставая из стволов затычки, предохранявшие от попадания внутрь влаги. Остальные роты поднятых по тревоге полков, построившись в два ряда на душном и сыром ветру, напряжённо вглядывались в линию деревьев, откуда только что ретировались дозоры. Солдаты заряжали винтовки и цепляли медные шляпки капсюлей.

Засеки, сложенные из поваленных деревьев, не были сплошными, прерываясь проходами для застрельшиков и земляными валами перед позициями пушек. Орудия (в основном, двенадцатифунтовые Наполеоны и десятифунтовые Парроты) были заряжены картечью. Пушкари стягивали с зарядных ящиков просмоленную парусину, вставляли фрикционные запалы в затравочные отверстия и раскладывали заряды для второго и третьего выстрелов. Побеспокоенные ломящимися по лесу мятежниками, в небе метались птицы. Пара оленей выскочила с опушки и галопом промчалась перед боевыми порядками необстрелянного батальона из Нью-Йорка.

— Не стрелять! — рявкнул сержант прицелившемуся в животных солдату, — Цельтесь ниже, ребята, когда появятся ребы. Выбивайте в первую очередь офицеров.

Сержант прошёлся вдоль ряда бойцов:

— Помните, они — не демоны, не черти с рогами, а обычная вонючая деревенщина, и если всадить им пулю в башку, подохнут, как вы или я. Только цельтесь ниже.

Молодой парень бормотал имя Христа, как заведённый. Руки его тряслись. Кое-кто из бойцов достал шомпол и воткнул в землю перед собой, чтобы ускорить перезарядку в бою.

— Ждём, ребята, ждём. — приговаривал сержант, видя, как напряжены юные лица солдат. За их спинами прогарцевал полковник. Копыта его лошади выдирали влажную землю целыми пластами.