|
Потом повернулся к печальному клоуну. - Обедали? - спросил он. - Я только что съел бутерброд с сосиской. Но если вы хотите, чтобы я составил вам компанию... Совместный обед позволил комиссару открыть у этого странного детектива еще одну неожиданную черту. Желудок Декстера, до того худого, что самая узкая одежда болталась на нем как на вешалке, обладал необыкновенной емкостью. Глаза его, едва он уселся за стойку кафетерия, загорелись, как у человека, который не ел уже несколько дней. Указывая на сандвичи с сыром и с ветчиной, он пролепетал: - Вы позволите? Он имел в виду отнюдь не один сандвич, а всю кучу и, заглатывая их, бросал по сторонам тревожные взгляды, словно опасаясь, что кто-то придет и помешает ему насыщаться. Ел он, не запивая. Громадные куски исчезали у него во рту с поразительной быстротой, причем один кусок проталкивал другой, но Декстер не испытывал от этого неудобств. - Кое-что я уже нашел, - все-таки удалось ему выговорить. Свободной рукой он порылся в кармане пальто, снять которое у него не было времени. Он положил на стойку сложенный листок бумаги. И пока комиссар его разворачивал, Декстер спросил: - Ничего, если я закажу что-нибудь горячее? Здесь это недорого... Это был всего-навсего проспект - когда-то такие проспекты актеры по окончании номера продавали в зрительном зале, «Требуйте фотографии артистов». И Мегрэ, который в те времена был завсегдатаем «При казино» около заставы Сен-Мартен, послышалось: «Всего десять сантимов». Это была даже не открытка, а просто пожелтевший лист плотной бумаги. «J and J» - знаменитые музыканты, имевшие честь выступать перед всеми монархами Европы, а также персидским шахом». - Только, умоляю, не испачкайте, - попросил клоун, принимаясь за яичницу с беконом, - мне ведь ее не отдали, а одолжили. Одолжить бумажку, которую на улице никто бы не поднял, - эта мысль показалась Мегрэ забавной. - Мне дал ее мой друг. Человек, которого я давно знаю, - он выступал в цирках как коверный. Знаете, это куда труднее, чем обычно думают. А он подвизался в этом амплуа больше сорока лет. Теперь он уже не встает с кресла - совсем старенький; вчера ночью я зашел к нему - он ведь почти не спит. Декстер говорил с полным ртом и поглядывал на сосиски, которые заказал его сосед. Несомненно, он съел бы и их, и огромный кусок пирога, облитого синеватым кремом, который вызывал у Мегрэ тошноту. - Сам он не знал «J and J»: он играл только в цирке. Но у него есть уникальная коллекция афиш, программ и газетных вырезок о цирковых и мюзик-холльных семьях. Он вам точно скажет, что такой-то тридцатилетний акробат - сын такого-то воздушного гимнаста, женившегося на внучке человека, который работал партерным в силовом номере и в тысяча девятьсот пятом году надорвался в лондонском «Палладиуме». Мегрэ рассеянно слушал и разглядывал фотографию на желтом глянцевитом листке. А не мог ли бы тот старик рассказать ему про это фото? Изображение было скверным, отпечатано с таким крупным растром, что с трудом можно было разобрать лица. Два человека, оба молоды, худы. Отличало их только то, что у одного - скрипача - были длинные волосы. Мегрэ был убежден, что это тот, кто впоследствии стал Маленьким Джоном. |
