Ведь О'Брайен не солгал, когда сказал накануне, что лейтенант - человек совсем другого склада, нежели он.
- Счастлив познакомиться с вами, комиссар.
Но сказал это Льюис без улыбки. Чувствовалось, что он на работе; уселся в кресло, положил ногу на ногу, закурил сигарету и, хотя Декстер еще и рта не раскрыл, вытащил из кармана записную книжку и карандаш.
Это был среднего роста, ни толстый ни тонкий, интеллигентного вида мужчина - его можно было принять, например, за преподавателя; у него был длинный нос, очки с толстыми стеклами.
- Если нужно, можете записать мои показания, - произнес Декстер таким тоном, как будто уже прочитал свой смертный приговор.
Но лейтенант не шевельнулся; держа карандаш в руке, он смотрел на клоуна с поразительным хладнокровием.
- Было, наверное, часов одиннадцать вечера. Точно сказать не могу. Может быть, ближе к полуночи. Я зашел в бар поблизости от муниципалитета. Пьян не был. Клянусь, я не был пьян, можете мне поверить. Два человека облокотились на стойку рядом со мной, и я понял, что это не случайно, что они искали меня.
- Вы могли бы их опознать? - спросил лейтенант. Декстер посмотрел сперва на него, потом на Мегрэ, как бы спрашивая, к кому он должен обращаться.
- Они искали меня. Такие вещи чувствуешь. Я догадался, что они из банды...
- Из какой банды?
- Я очень устал, - произнес Декстер. - И если меня будут все время перебивать...
Мегрэ, уплетая яичницу, не смог сдержать улыбки.
- Они предложили мне выпить, и я понял, что они хотят что-то у меня выведать, Видите, я не пытаюсь ни обманывать вас, ни оправдывать себя. Я понимал также, что, если выпью, - я погиб, но все-таки выпил не то четыре, не то пять scotches (Шотландское виски (англ.)) - точно не помню. Они говорили мне «Роланд», хотя я не назвал им своего имени. Потом повели меня в другой бар. Потом в третий, но на сей раз мы ехали на машине. И в этом баре мы все втроем поднялись в бильярдную, где никого не было. Я подумал, уж не собираются ли они убить меня. Один из них запер дверь на ключ и сказал мне: «Сядь, Роналд. Ты ведь бедняк, верно? И всю жизнь был бедняком. И если ты ничего не смог добиться в жизни, то лишь потому, что у тебя не было денег, не с чего было начинать». Вы сами, господин комиссар, видели, каким я бываю, когда выпью. Я вспомнил себя маленьким ребенком, вспомнил всю свою жизнь: я всегда был беден, всегда старался заработать хоть несколько долларов. И я заплакал.
Что мог записывать за ним лейтенант Льюис? А ведь он что-то писал в своей книжечке и при этом был так серьезен, как если бы допрашивал опаснейшего преступника, - Тут один из них - тот, что повыше, - вытащил из кармана банкноты, новенькие банкноты по сто долларов. На столе стояла бутылка виски и содовая. Не знаю, кто их принес, - не помню, чтобы в бильярдную заходил официант. «Пей, болван», - сказал мне тот тип. Я выпил. Потом он пересчитал билеты у меня на глазах, сложил их и сунул в карман моей куртки. «Видишь, мы с тобой по-хорошему. Тебя можно было бы выпотрошить другим способом - припугнуть: ты ведь трус. Но мы такие же бедняки, как ты, и решили, что лучше будет заплатить тебе. Понимаешь? Ну а теперь - к делу! Ты расскажешь нам все, что знаешь. Понятно?»
Клоун посмотрел на комиссара своими блеклыми глазами и выговорил:
- Я сказал им все.
- Что вы им сказали?
- Всю правду.
- Какую правду?
- Что вам известно все. |