Я знаю, что во Франции можно было бы в комиссариате полиции разыскать следы всех жильцов этого дома или упоминания об их смерти.
- Значит, вы тоже думаете...
- Ничего я не думаю. Повторяю, расследование веду не я. Меня бросили на другое дело, которое отнимет у меня несколько недель, если не месяцев. Сейчас мы выпьем коньяку, и я позвоню коллеге. Между прочим, я знаю, что сегодня он ездил в иммиграционное бюро. Там есть список всех, прибывших в Соединенные Штаты. Постойте... Вот что я записал на клочке бумаги.
Все те же небрежные жесты - О'Брайен как бы хочет умалить значение того, что сделал. А может, в этом больше скромности по отношению к Мегрэ, чем административной осторожности?
- Вот дата приезда Мора в Соединенные Штаты. Жоашен Жан Мари Мора, родился в Байонне, двадцать два года, скрипач. И название судна, давно уже не существующего: «Аквитания». Что касается второго «J», то речь тут может идти только о Жозефе Эрнесте Доминике Домале, двадцати четырех лет, родился тоже в Байонне. Записался не как кларнетист, а как композитор. Надеюсь, вы улавливаете разницу? Мне дали и другую справку - это, может быть, не так уж важно, но я думаю, что должен вам сказать. Через два с половиной года после прибытия в Америку Джоаким Мора, который теперь требует, чтобы его называли Джон Мора и который жил в Нью-Йорке на Сто шестьдесят девятой улице в известном вам доме, покинул Америку и отправился в Европу, где провел почти десять месяцев. Возвратился он на английском пароходе «Мултан». Не думаю, чтобы мой коллега потрудился запросить Францию. Но, зная вас...
Мегрэ подумал об этом в ту самую минуту, когда его собеседник упомянул Байонну. Мысленно он уже составил телеграмму в байоннскую полицию:
«Прошу срочно сообщить все сведения Жоашене Жане Мари Мора и ,Жозефе Эрнесте Доминике Домале выехавших Франции... году...»
Мысль заказать выдержанный арманьяк в бокалах, специально предназначенных для дегустации, принадлежала американцу. И он же первым закурил трубку.
- О чем вы думаете? - спросил он, видя, что Мегрэ сидит задумчиво и неподвижно, вдыхая аромат коньяка.
- О Джесси.
- И что вам неясно?
Это было похоже на игру: у одного вечная улыбочка, словно держащаяся на резинке для вящей предосторожности, у другого - притворно недовольная хмурая гримаса.
- Да вот: чьей матерью она была?
На секунду улыбка исчезла с лица рыжего капитана, и, пригубив коньяк, он произнес:
- Это зависит от свидетельства о смерти, так ведь?
Они поняли друг друга. И ни у одного из них не возникло желания развить свою мысль.
Мегрэ, однако, не смог удержаться и проворчал, изображая скверное настроение, хотя оно уже прошло:
- Если его найдут! Ведь ваша проклятая свобода личности не позволяет вам вести списки живых и мертвых!
О'Брайан ограничился тем, что кивнул официанту на пустые бокалы:
- Повторите! И прибавил:
- А ваш бедный сицилиец, должно быть, умирает от жажды, стоя на тротуаре.
Глава 7
Было, конечно, уже поздно - около десяти. Часы Мегрэ остановились, а «Бервик», в отличие от «Сент-Рейджи», не простирал свою заботливость о постояльцах до того, чтобы повесить на стенах электрические часы. А впрочем, не все ли равно, который теперь час? В это утро Мегрэ не спешил. По правде говоря, никакого точного плана у него не было. |