|
Я люблю ее, но вскоре совершенно о ней забуду. Просто… ну-у… есть в ее проповедях нечто очень убедительное, и при этом их отличает какая-то изыскан-ность, утонченность, что ли. Она искренне верит в то, что Христос и правда существовал, что он странствовал по земле. Она думает, что все это происходило в действительности. – А это существо, которое наблюдает за тобой… Ты уверен, что оно никак не связано с твоим выбором жертвы, с тем, что это ее отец? – А вот это можно выяснить. – Каким образом? – Убить сукина сына сегодня же ночью. Возможно, я так и сделаю. Как только он выйдет от нее. В оте¬ле он не останется. Он слишком боится навлечь на нее неприятности и подвергнуть ее хоть малейшей опасности. И потому никогда не останавливается в том же отеле, что и она. В этом городе у него есть три квартиры. Меня, откровенно говоря, удивляет, что он провел сегодня с ней так много времени. – Я останусь с тобой. – Нет-нет, занимайся своими делами. А это дело позволь мне завершить самостоятельно. Ты мне нужен, Дэвид. Очень нужен, поверь. Мне необходимо было все тебе рассказать и побыть в твоем обществе – чисто человеческая потребность, издревле присущая смертным. Однако это вовсе не означает, что ты должен все время быть рядом. Ты голоден. Я знаю. И мне нет необхо-димости читать твои мысли, чтобы понять это, почувствовать твою жажду. Боясь меня разочаро-вать, ты голодаешь с самого приезда сюда. – Я улыбнулся. – Порыскай по городу, Дэвид, и оты-щи что-нибудь подходящее для себя. Ведь ты еще не охотился в Нью-Йорке, правда? Он отрицательно покачал головой. Однако взгляд его изменился. В глазах появился голод-ный блеск. Такое выражение появляется во взгляде кобеля, учуявшего поблизости неудовлетво-ренную суку. Это звериное выражение свойственно всем нам, без исключения, ибо на самом деле мы ничем не лучше диких зверей. – Не забудь о номере в Олимпийской башне, – напомнил я, вставая из-за стола. – И пожа-луйста, если это будет возможно, с окнами, выходящими на собор Святого Патрика. И не слиш-ком высоко. Желательно поближе к его шпилям и колокольне. – Нет, ты определенно утратил свой великолепный сверхъестественный разум. – Ни в малейшей степени. Однако мне пора, хотя за окнами идет снег. Он собирается ухо-дить и уже нежно целует ее на прощание. Возле отеля его ждет машина. Он, скорее всего, поедет в ту квартиру, где хранятся наиболее ценные из его сокровищ. Он дума¬ет, что о ней не знают ни его соперники в преступном бизнесе, ни власти – или что, по крайней мере, они полагают, будто это антикварный магазин, принадле¬жащий кому-то из его друзей. Однако мне известно все. И я знаю, как много значат для него спрятанные там произведения искусства. Если он сейчас напра¬вится прямо туда, я последую за ним. Времени боль¬ше нет, Дэвид, мне надо идти. – Не знаю, как и поступить, – признался Дэвид. – Я в полном замешательстве и едва не сказал тебе на прощание «Бог в помощь». Я рассмеялся и, наклонившись, поцеловал его в лоб. Это был мимолетный поцелуй, не способный вызвать ненужных подозрений, даже если кто-то его и заметил. После этого, подавив внезапно охвативший меня приступ безотчетного страха, я вышел из отеля. Высоко надо мной плакала в своем номере Дора. Она сидела у окна, смотрела как падают на землю снежинки, и сожалела о том, что отказалась принять его очередной подарок. Ах, если бы только… Прижавшись лбом к холодному стеклу, она молилась о своем отце. Я пересек улицу. Снег не вызывал у меня непри¬ятных ощущений. В конце концов, я все же монстр, а не человек. Укрывшись позади собора Святого Патрика, я наблюдал, как моя симпатичная жертва по-кинула отель, прячась от снега, втянула голову в плечи и по¬спешно направилась к ожидавшему его дорогому черному автомобилю. |
