Поза ангела была такой, словно он только что спу¬стился с небес, чтобы одарить всех же-лающих содер¬жимым своей святой чаши. Я слегка похлопал его по согнутому колену и обошел вокруг статуи. Ангел мне не понравился. В воздухе отчетливо ощущался запах пергамента, па-пируса и разнообразных металлов. Комнату напротив заполняли русские иконы. Они висели по стенам, и отблески света играли на нимбах над головами печальнооких Мадонн и на суровых ли¬ках Христа.
Я прошел в следующую комнату, где увидел ве¬ликое множество распятий. Я узнал испан-ский стиль, несколько экземпляров относились, кажется, к ита¬льянскому барокко, а одно распя-тие было, вероятно, самым древним из всех и представляло собой дей¬ствительно вещь бесцен-ную. Фигура Христа, стражду¬щего на изъеденном червями кресте, была выполнена с нарушением всех пропорций, однако с поистине ужасающей выразительностью.
Только теперь до меня дошло, что все собранные здесь шедевры были на религиозную те-му. Все до еди¬ного! Однако, если задуматься, такое определение можно дать едва ли не любому произведению искус¬ства, созданному до конца девятнадцатого столетия.
Иными словами, искусство по большей части неотде¬лимо от религии.
Квартира была совершенно лишена жизни.
Отвратительно пахло инсектицидами. Конечно, он вынужден пользоваться ими, причем в больших коли¬чествах, дабы предохранить старинную деревянную скульптуру. Я не мог уловить ни единого намека на то, что здесь водятся крысы или иные живые существа. Я не слышал и не ощущал чьего-либо присутствия во¬обще. В квартире этажом ниже было пусто, только из поме-щения ванной доносились тихие звуки работаю¬щего внизу радио.
Жильцы верхних квартир были дома – все пожи¬лые люди. Мне удалось поймать образ прикованного к креслу старика с наушниками на голове, который чуть покачивался в такт эзотерической музыке како¬го-то немецкого композитора. Возможно, это был Вагнер – знаете, несчастные, обреченные влюблен¬ные, оплакивающие наступление «ненавистного рас¬света», или подобная ерунда в том же духе, мрачная и занудная. Впрочем, в данном случае тема вообще не имеет значения. Мой внутренний взор уловил еще один образ – женщина не то шила, не то вязала. Сла¬бое, хилое существо, на которое не стоило даже обра¬щать внимание.
Откровенно говоря, мне не было дела ни до кого из них. В этой квартире я чувствовал себя в полной безо¬пасности, а вскоре здесь появится он, и воздух напол¬нится восхитительным ароматом его крови. Лишь бы только мне удалось сдержаться и не сломать ему шею раньше, чем я выпью последнюю каплю содержимо¬го его сосудов. Итак, долгожданный момент настал.
Дора ничего не узнает, во всяком случае до своего возвращения домой завтра утром. Да и кому придет в голову, что я оставил здесь труп?
Я прошел в гостиную. Там было относительно чис¬то. Эта комната служила ему местом от-дыха, где он читал, любовался своими сокровищами и тщательно изучал наиболее интересные из них. Обстановку ее отличали удобные, мягкие диваны с множеством по¬душек и расставленные повсюду – на столах, на полу и даже на картонных коробках – галогенные лампы из черного металла. Вполне современные, яркие и очень легкие при переноске, они напоминали при¬чудливых насекомых. Хрустальные пепельницы были полны окурков – явное свидетельство того, что он больше заботился о безопасности, чем о порядке и чистоте; такое предположение подтверждали и остав¬ленные недопитыми стаканы, ликер на дне которых давно высох и теперь блестел, как застывший лак.
Свет, проникавший сквозь тонкие и довольно грязные шторы на окнах, казался пятнистым и созда¬вал в помещении атмосферу мрачной таинственно¬сти.
Но даже и эта комната была заполнена статуями святых: суровый святой Антоний держал на сгибе ру¬ки пухленького младенца Христа, а рядом – большая статуя Богоматери с холодным выражением лица, со¬зданная, несомненно, где-то в Латинской Америке. |