Имен¬но эта неуемная жажда обладания и привлекала меня в нем в первую очередь.
Он уже не мог думать ни о чем другом – только о прекрасно исполненной резьбе, о том, что, судя по определенным признакам, выполнена она не в древ¬ние времена, а относительно не-давно, скорее всего в семнадцатом веке, что падший ангел изображен с удивительным мастерст-вом и выглядит совсем как живой.
Падший ангел… Мой любитель искусства рассмат¬ривал его со всех сторон, ощупывал, гладил по лицу, волосам… разве что не вставал на цыпочки и не це¬ловал камень. Черт побери, но я-то ничего толком не видел! И как он только мирится с такой темнотой! Впрочем, он стоял почти вплотную к статуе, в то вре¬мя как я маялся футах в двадцати, зажатый между дву¬мя свя-тыми.
Наконец он включил одну из галогенных ламп, внешне напоминавшую охотящегося жука-богомола, и повернул ее тонкую металлическую лапку так» что¬бы луч света упал на лицо анге-ла. Теперь мне отчетливо 6ыли видны оба профиля: и статуи, и… Потрясающе! Этот человек был охвачен истинной страстью и даже иногда тихо вскрикивал от вожделе¬ния. Его уже совершенно не интересовало, кто принес сюда это чудо, он простил неизвестному посетителю даже незапертую дверь и совершенно не вспоминал о возможной угрозе. Он вновь спрятал пистолет в кобу¬ру, причем сделал это машинально, казалось даже не сознавая, что тот вообще был у него в руках, потом все же поднялся на цыпочки, пытаясь оказаться лицом к лицу с ужасным и устрашающе-грозным ангелом. Оперенные крылья! Не голые, как у рептилии, а опе-ренные! А лицо… Изображенное в классическом сти¬ле, с четкими линиями и чуть удлиненным носом. И все же в обращенном ко мне в профиль лице при¬сутствовала некая жестокость, я бы даже сказал – свирепость. И почему статуя черная? Быть может, это – святой Михаил, в праведном гневе низвергающий де¬монов в ад? Нет, волосы слишком густые и растрепан¬ные. И потом… доспехи, нагрудник… И только в этот момент я разглядел самую важную деталь: козлиные ноги и копыта! Дьявол!
Я вновь содрогнулся. Совсем как у того существа, которое я видел! Нет, глупо даже думать об этом. Кроме того, я не ощущал близкого присутствия моего преследователя. Не было ни го-ловокружения, ни де¬зориентации. Откровенно говоря, я даже не испытывал страха. Только дрожь в предвкушении ожидавше¬го меня впереди наслаждения – больше ничего.
Я застыл на месте. «Не спеши, – уговаривал я се¬бя. – Обдумай все как следует. Ты наконец настиг свою жертву, а эта статуя не более чем совпадение, непредвиденная деталь, призванная усилить эмоцио¬нальную напряженность ситуации». Он направил свет еще одной лампы на ста-тую. То, как он изучал ее, со стороны выглядело едва ли не эротично. Я не удержался от улыбки. Эротично выглядело и то, как я сам изу¬чал свою будущую жертву – этого сорокасемилетнего мужчину, обладающего поистине юношеским здоро¬вьем и хладнокровием опытного преступни-ка. На¬прочь позабыв о подстерегающей повсюду опасности, он сделал пару шагов назад и опять принялся рас¬сматривать свое новое приобретение. Как оно здесь появилось? Кто мог принести сюда эту статую? Он понятия не имел даже" о том, сколько она может сто¬ить. Разве что Дора?.. Нет, Доре она бы не понрави¬лась. Дора… Сегодня вечером она разбила ему сердце, отказавшись принять подарок.
Настроение его резко упало. Ему не хотелось вспо¬минать о Доре и ее отповеди – дочь го-ворила, что он должен отказаться от своего бизнеса, что она больше не возьмет от него ни цента для своей церкви, что, не¬смотря ни на что, она любит его и будет страдать, если ему придется предстать перед судом, что она не жела¬ет брать этот плат.
О каком плате шла речь? Он тогда сказал, что это, конечно, подделка, однако лучшая из всех, какие ему доводилось видеть до сих пор. |