|
О каком плате шла речь? Он тогда сказал, что это, конечно, подделка, однако лучшая из всех, какие ему доводилось видеть до сих пор. Плат… И вдруг все вста¬ло на свои места. Обрыв-ки подслушанного разговора соединились в моем сознании с недавно промельк¬нувшей перед глазами деталью – висящим в рамке на дальней стене небольшим фрагментом ткани с изо-браженным на нем ликом Христа. Плат… Плат Веро¬ники. Всего лишь час назад он говорил Доре: – Тринадцатый век! И он действительно прекра¬сен, поверь! Ради всего святого, Дора, при-ми его. Ведь если я не могу оставить все эти вещи те6е. Так вот какой подарок хотел он преподнести доче¬ри! Лик Христа! – Я больше ничего не возьму у тебя, папа, я же говорила. Я не хочу… Но он настаивал, мотивируя свою просьбу тем, что в будущем она сможет выставлять его новый подарок на обозрение публики – равно как и все прочие со¬кровища – и таким образом зарабатывать неплохие деньги для церкви. Дора в ответ лишь расплакалась. Да, именно так все происходило в отеле, в то время как они с Дэви¬дом сидели в двух шагах от них, в баре. – А если, предположим, эти ублюдки действи¬тельно заловят меня на чем-нибудь и предъя-вят обви¬нение, которое я не смогу опровергнуть… Ты хочешь сказать, что и тогда не возьмешь эти вещи? Ты допус¬тишь, чтобы они достались совершенно чужим людям? – Они ворованные, папа! – сквозь слезы твердила Дора. – Они ворованные! Все эти сокро-вища грязные! Он действительно не понимал свою дочь. Сам он был вором едва ли не с младенческого возраста. Ему вспомнился Новый Орлеан. Пансион… Причудливое смешение нищеты и эле-гантности. Вечно пьяная мать, Старый Капитан, управляющий в антикварном мага¬зине… Перед его мысленным взором проносились ви¬дения прошлого. Он, моя нынешняя жертва, а тогда еще мальчишка, каждый день перед школой прино¬сил Старому Капитану, занимавшему передние ком¬наты в доме, поднос с завтраком. Пансион… служба… элегантные старики… Сент-Чарльз-авеню… Времена, когда мужчины по вечерам проводили время на тер¬расах, а рядом с ними си-дели пожилые леди в шля¬пах… И дневной свет, который мне никогда больше не суждено уви-деть. Прекрасные воспоминания… Нет, Доре эта статуя определенно не понравилась бы. Более того, он и сам уже не был уверен, что хотел бы иметь ее у себя в кол¬лекции. У него давно сфор-мировались некоторые стандарты и представления, которые зачастую труд¬но было объяснить посторонним. Мысленно, словно беседуя с торговцем, он уже выдвигал аргументы, оправды-вающие его нежелание приобрести этот ше¬девр: «Статуя восхитительна, не спорю… Однако она чересчур барочна, я бы сказал, и лишена того элемента как бы это выразиться… искажения, что ли, кото¬рый я очень ценю». Я улыбнулся. Мне нравился образ мыслей этого че¬ловека. А еще больше мне нравился за-пах его крови. Я глубоко вдохнул, и ее аромат пронзил меня на¬сквозь, мгновенно превратив в хищника. «Не спеши, Лестат, – приказал я себе. – Ты ждал этого момента несколько месяцев. Не торопи события». Он тоже чу¬довище. Он стрелял в головы людей, он безжалостно убивал их ножом. Однажды он хладнокровно застре¬лил не только своего врага – владельца маленькой ба-калейной лавки, но и его жену. Женщина просто оказалась на его пути. А потом спокойно вышел на улицу. Это случилось в Нью-Йорке, давно, еще до то¬го, как он стал вести дела в Майами и Южной Амери¬ке. Тем не менее он помнил об этом случае, и потому я тоже знаю о нем. Он вообще часто вспоминал о совершенных в про¬шлом убийствах – а их было немало, – и, естествен¬но, о них известно и мне. Он внимательно рассматривал ноги ангела – или демона, или дьявола, как вам будет угод-но, – и копы¬та, которыми они заканчивались. |
