|
Их три категории: категория первая – это офицеры. В этой категории в наличии имеется одна штука – это замначальника колонии, старший лейтенант Гаврилова Антонина Петровна. Прямо скажу, она дама ничего, но подход к ней можно найти, если ты занял определенную должность, если вышел из колонии на поселение, если завязал с ней дружеские отношения, если понравился, если случайно поехал по каким то серьезным вопросам к ней на дачу, если там нет мужа, если… Ну, в общем, тут работы года на полтора, причем не просто работы, а ударной фанатичной пахоты. Человек она хороший, по настоящему хороший, порядочный. К зэкам относится хорошо, но роман с ней не грозит никому вообще. С этой категорией понятно?
– Понятно, – кивнул Обнорский. – Категория номер два, – продолжил Зверев, – это прапорщики. Среди них есть бабы вполне ничего, но все передвижения женщин по колонии производятся только в сопровождении администрации. И я никогда не слышал, чтобы это правило нарушалось. Они одни не остаются вообще. Если оценивать ситуацию реально, то даже теоретические шансы с этой категорией нулевые. Я даже и военных историй никаких на эту тему не слышал. Вопросы? Обнорский, не отвечая, мрачно закурил. Зверев ухмыльнулся: – Не все так безнадежно, Андрюха. Есть еще третья категория – это сотрудницы химлаборатории, там штук пять шесть баб имеется. Беда в том, что в эту лабораторию два кодовых замка с территории промзоны. Пообщаться с ними практически нереально, но иногда чудеса все таки происходят. – Какие чудеса? – встрепенулся Обнорский. – Какие чудеса? – переспросил Зверев. – Чудеса бывают только чудесные. Был у нас такой парень из Питера – Гоша Разин. Сел он в восемьдесят шестом. Капитан из 12 го отдела уголовного розыска. Сел он с большой помпой, вломили ему два убийства и всего еще всякого. Дело было громкое, с прокурором по особо важным. Паровозами два агента пошло и еще два борца каких то. В общем, трупов ему не доказали, а доказали какой то угон, продажу краденого и наводку на разбой. Получил он десять лет. Отсидел семь, потом вышел на поселок, отсидел еще годок и ушел. Так вот, этот Гоша человеком был характерным и дослужился до должности распреда на промзоне, а это там фигура. И был у него ход какой то в эту химлабораторию, где работала некая Мила – сама из Нижнего Тагила, лет двадцать пять тогда ей было. Как они умудрились познакомиться, это никому не ведомо. Просто на Гошу никто внимания не обращал, перемещался он свободно, все ему все открывали. В общем, то да се, как то они познакомились. Насколько я знаю, близости у них так и не случилось, но возникли какие то разговоры, сидение на подоконнике, курение. А это само по себе уже есть грубое нарушение. А у нас ведь стучат – так, понимаешь, у нас принято. И дошла информация об этих Гошиных с Милой сидениях до товарища майора Кошкарева, который должность занимал солидную, был замом по безопасности и режиму. А товарищ майор, у которого была жена и дети, оказывается, тайно любил эту Милу. И вот он вызывает к себе как то раз Гошу и открытым текстом ему говорит: «Отчепись от девки». А Гоша сам по себе человек достаточно уверенный, в кабинете у майора жаться не стал, сказал, что, мол, хорошо пугать, если сидишь в майорских погонах. Кошкарев ему отвечает: «При чем тут погоны, я тебе как мужик говорю». Гоша плечами пожал: «А если ты как мужик мне это говоришь, то я вообще таких разговоров не понимаю. Это решать не ты должен, а она. Давай у нее и спросим». В общем, пошел разговор не формальный, но на повышенных тонах. Майор свое гнет: «Зачем нам бабу впутывать. Мы что, сами разобраться не сможем?» Гоша отвечает: «А как нам с тобой разобраться, если я у тебя в кабинете стою и даже сесть не могу?» Тогда майор демонстративно снимает китель, остается в одной рубашке и говорит: «Пойдем выйдем и решим вопрос по мужски». |
