Дотлевающая сигарета обожгла Звереву пальцы. Он выругался, бросил окурок под ноги и растоптал. Зэки посмотрели на него удивленно – такого завхоз и себе не позволял, и с других спрашивал строго.

Зверев встал. Длинная – в лучах садящегося солнца – тень завхоза пересекла дворик, упала на красноватую, как бордово коричневый переплет рукописного порноальбома, вербу… было очень тихо.

– Пойдем ка, Вовец, поговорим, – сказал завхоз и, не оглядываясь, вошел в дверь.

Садилось солнце, стоял теплый апрель девяносто шестого года.

– Ты уверен, что это тот самый альбом? – хмуро спросил Обнорский.

– Стопроцентной гарантии, конечно, нет… Но, судя по всему, он. Не так уж, их в конце то концов, и много, – ответил Зверев. Андрей и Сашка сидели в комнате Зверева. В телевизоре кривлялся Ельцин, на рисованном лугу паслась корова. На лугу всегда было лето, порхали разноцветные бабочки.

– М да, – сказал Обнорский. – И когда же банкиру презентовали этот альбомчик? А самое главное – кто?

– Самое главное по прежнему остается в тумане. Даритель Вовцу, разумеется, не известен. Что, Медынцев будет горилле докладывать? Да нет, конечно. Вовец всего лишь один из телохранителей… Просто случилось так, что господин банкир похвастался: вот, мол, подарили редкую вещицу. Иначе бы наша горилла и вообще ничего об этом альбоме не знала. И на вопрос: когда? – тоже ответа нет. Не меньше чем полтора года назад, когда Вова еще был на воле… вот и вся информация, Андрюха.

– М да, – снова сказал Обнорский. – Не густо… А господин Медынцев – это фигура. В прошлом один из секретарей обкома. Идеолог. Потом, конечно, очень быстро перековался из товарища в господина и возглавил «Инпромбанк».

– Серьезный банк? – спросил Зверев.

– Очень… В Питере, вероятно, самый серьезный. Да и в масштабах Российской Федерации тоже имеет вес. Прийти к банкиру просто так и взять за пищик: а кто это, господин Медынцев, презентовал вам уникальный порноальбом? Не получится. Это фигура крупного калибра. Он может лично Черномырдину позвонить… а может и президенту. Уж Собчаку то запросто.

Обнорский встал со стула, прошелся взад вперед по комнатушке Зверева мимо окна с лугом, коровами, цветами и бабочками. Потом остановился напротив Зверева:

– Послушай, Саша, – сказал он, – уж коли ты рассказал мне правду – всю правду – о своей истории, то давай ка пойдем до конца.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Зверев.

– Давай ка вместе бомбить наши с тобой истории. У тебя есть вопросы, требующие ответов. И у меня тоже есть вопросы на воле.

– Как ты себе это представляешь? Обнорский сел напротив Зверева, закурил.

– Если откровенно, – сказал он, – то пока не очень представляю. Но… лиха беда начало! Ты опер, я тоже кое что умею… (Зверев усмехнулся) ну, по крайней мере, с методами сбора и анализа информации я знаком. Так что не стоит иронизировать, Саша… Кой чего могем.

– Ну, извини, – сказал Зверев, – не обижайся.

– Ладно, проехали… А вдвоем, Саня, мы кое что сможем. Я в этом убежден.

– Подожди, Андрюха, – перебил его Зверев. – Подожди. Я тебе за твое предложение, конечно, благодарен. Но… пойми пожалуйста: это мое и только мое дело. Свои проблемы я буду решать сам.

– О, как круто! – сказал Обнорский с иронией. – Почти как в голливудском боевичке: волк одиночка на тропе войны… Что ты один из зоны сделаешь? А? Какую такую разработку можно провести, находясь здесь? Одному?

– А вдвоем можно? Вдвоем, находясь здесь, можно провести разработку?

– Находясь здесь – нельзя, – сказал Андрей.