– А… Игорь Станиславович. Здравствуйте. Прогуливаетесь?

– Пообедать собрался… Не желаете присоединиться? Сейчас очень хороший повар появился в «Европе». Такие котлетки по киевски строит – просто прелесть.

– Так на оперскую зарплату в «Европах» то не едят.

– Пустое, Александр Андреич. Я вас приглашаю… Посидим, пообедаем, поговорим. Кстати, Мушка подойдет.

– Благодарю, но, извините, – принципы. Господину Мушону, кстати, передайте, чтобы зашел ко мне. Не он ли грузинских барыг в Ленинграде кинул? – ответил, посмеиваясь, Зверев.

– У меня, Александр Андреевич, тоже принципы. Я, знаете ли, на такие вопросы не отвечаю, – сказал Сенатор. От него пахло хорошим одеколоном и – слегка – коньяком.

– Ну ну… а Мушону все таки передайте: грузины на него очень сильно обиделись. Возможны эксцессы. Всего доброго, Игорь Станиславович.

– Желаю здравствовать, Александр Андреич.

Вот так – переговорили опер и шулер… разошлись. Остались при взаимном уважении. Пожилой катала был частью Невского проспекта. Бесспорно, криминальной частью, но не вызывающей отвращения. Более того, интеллигентный Сенатор, не пропускавший ни одной театральной премьеры, очень к себе располагал. И был известен тем, что никогда никого не сдавал. Несколько раз его грабили – он никому не жаловался и уж тем более не обращался в милицию. Такие вот встречались характеры и явления на Невском проспекте… Прихватил однажды Зверев одного из ветеранов ударников криминального труда, дважды уже судимого, уверенного в себе и опытного.

– Как жить будем, Леша? – спросил Зверев. – Ты же всех кидаешь, говорят.

– Кидаю, – легко согласился ветеран ударник. – И буду кидать. Я здесь, Александр Андреич, уже двадцать лет… это моя жизнь. Если бы не подсел по дурости в семнадцать – может, было бы по другому. А теперь – извини. Я кидаю, ты ловишь. Но я никогда у женщины сумочку из рук не вырву или последнее у работяги не отберу… Вон – салаги тетку деревенскую обрабатывают – иди, Зверев, лови. А меня не надо, я уже не твой клиент. Хочешь, мы с тобой посидим, выпьем, как мужики поговорим. Так то лучше будет…

Два года назад, когда работа Зверева частенько заканчивалась очередным коровьим шлепком, такой разговор был бы невозможен. И он не сумел бы понять преступника, и преступник не стал бы с ним разговаривать по человечески. За два года Зверев многое понял… Не каждый представитель криминальной среды обязательно негодяй. Тот же Леха Нос однажды отдал свои деньги многодетной матери, которую обули два молодых подонка. А потом сам вычислил их и основательно отметелил. Больше они на Невском не появлялись… Тот же Леха Нос ухаживал за своей парализованной матерью и больше всего на свете боялся сесть. В этом случае мать оставалась одна. Даже хуже – с сестрой алкоголичкой, которая тащила из дому все подряд. Опера двадцать седьмого Леху знали, никогда не прихватывали. Случалось даже выпивали вместе… Так что отношения полицейские и воры не укладывались в какие то стандартные рамки.

Характеры и явления Невского проспекта! Их было здесь великое разнообразие, но все таки и Леха Нос, и Сенатор, и еще пяток десяток похожих жуликов были исключением, а не правилом. Благородные разбойники потягивали эль в Шервудском лесу, а в кабаках и притонах Ленинграда гуляли ребятишки другой закалки, вернее – закваски.