Ни о каких бриллиантах народной артистки он, разумеется, ничего не слышал, но их блеск уже слепил.
– Сегодня в восемь часов их передадут бармену в баре ресторана «Кронверк».
Заныло у опера Зверева сердце, ох заныло! В огромных коровьих глазах заблестели брюлики народной артистки Фрумкиной.
– Откуда знаешь? – спросил Сашка как можно безразличней.
– Это я вам открою, только когда задержите вора. Иначе – не жить мне, – ответил Лев Караган, и взор его геройский затуманился. Фамильные бриллианты! – пропела корова красивым колоратурным сопрано артистки Фрумкиной. Министр культуры снял трубку с аппарата правительственной связи и позвонил министру внутренних дел. У вас там в Ленинграде работает оперуполномоченный Александр Зверев. Надо бы его поощрить – он вернул бриллианты, похищенные у нашей драгоценной Изольды Панкратовны, – сказал министр культуры министру внутренних дел… Зверев посмотрел на часы – было почти семь – и бросил:
– Поехали в «Кронверк».
…Морда у бармена была такая, что хоть сразу сажай. Классическая продувная морда. Гайдай. «Бриллиантовая рука»… Наши люди в булочную на такси не ездят… Недолив, обсчет, обман, обвес, пересортица.
В общем, просидели в этом баре до закрытия. Зверев оставил там, считай, недельную зарплату. А всего и выпил то рюмку коньяку и три чашечки кофе. Вот у Левки Карагана стол ломился. Левка вовсю жрал коньяк армянский, запивал дефицитнейшей кока колой и съел штук шесть каких то аппетитных салатов. Иногда он о чем то шептался с барменом и по свойски подмигивал Звереву. Бриллиантики артистки народной в тот вечер так и не сверкнули.
– Завтра, Александр Андреич, – сказал пьяноватый Левка Звереву на улице. – Завтра бриллианты будут. Завтра придем, да?
После прокуренного бара на улице было очень хорошо, прохладно. Тихо. Парил над Петропавловкой ангел, дул легкий ветерок.
– Вот что, Лева, – сказал Зверев, – если ты мне мозги крутишь…
– Да вы что, Александр Андреевич?! Да я, вам, как к отцу родному!
Зверев побрел домой пешком, Левка с понтом укатил на такси. Когда утром Сашка рассказал эту историю Сухоручко, тот смеялся долго и искренне.
– Ай да Левка, – говорил он, хлопая себя по тощим ляжкам, – ай да молодец! Бриллианты!… И смех и грех…
– А в чем дело то, Дмитрий Михалыч?
– Да в глупости твоей, Саша. Извини, конечно, но сам виноват. Ты хоть проверил: была ли такая кража?
– Н нет…
– Ты хоть проверил: существует ли такая артистка – Фрумкина?
– Нет, – ответил Сашка. Министр культуры и министр внутренних дел скорбно покачали седыми головами. Пенсионерка Фрумкина покрутила на пальце колечко с дешевым раух топазом. – Нет, не проверял. А зачем Левке все это было нужно? А, Михалыч?
Сухоручко налил себе стакан портвейну, выпил и сказал:
– Ну, это просто… Левка, во первых, авантюрист по жизни, стебок. Он если кого нибудь за день не обманет, ночью не уснет. А во вторых, он на халявку хорошо поужинал, да еще и бабки с бармена снял. Думаю, не меньше полтинника.
– Ни хрена не понял, – честно сказал Зверев.
– Объясняю. Наш друг Лева сказал халдею, что ты с БХСС и что пришла бармену жопа… А он, Лева, дескать, тебя хорошо знает и может все вопросы утрясти. Просек, опер? Левушка тебя просто использовал… как презерватив.
Опер просек. Он ушел в свой кабинет с видом на природу, взял фломастер и нарисовал на лугу большой коровий шлепок.
…А Лева Караган потом подсел на квартирной краже. Залез Лева в квартиру народной артистки Фрумкиной… тьфу!… в квартиру одного скрипача, набил вещичками рюкзак и чемодан. |