Когда он осилил свою работу почти наполовину, в кабинет заглянул не шибко трезвый Сухоручко.

– О, Сашок! Ты еще здесь? Чего делаешь то?

– Да вот, с бумагами разбираюсь…

– А а… взять бы их все и сжечь, к едрене фене, – глубокомысленно сказал Сухоручко. Ох лучше бы он этого не говорил.

– Домой то не собираешься? – спросил капитан после паузы.

Сашка ответил, что надо бы закончить. Сухоручко ответил в том духе, что, мол, ну ну, давай… трудись. И ушел.

Домой в ту ночь Зверев так и не попал. В своем кабинетике без окна он не заметил, как стемнело. Он не смотрел на часы. Когда титанический труд был закончен и все документы разложены на две кучки, Сашка стал соображать, что же с ними делать. Всплыли в сознании слова опытного опера Сухоручко: сжечь… А ведь действительно, нельзя их просто взять и выбросить. Как ни крути, а все таки секретные документы. Значит, будем жечь.

Зверев прошел в туалет, расположенный в конце коридора. Старый фаянсовый унитаз с ржавой дорожкой посредине показался ему подходящим местом для аутодафе. Сашка вернулся в свой кабинет и принес первую охапку документов. Чиркнул спичкой.

Он жег и жег эти проклятые бумаги, и думал, что выражение «Рукописи не горят» все таки ошибочно. Горят они, горят… но очень медленно. В воздухе порхали черные и серые лохмотья пепла, отчаянно пахло паленой бумагой, Зверев подтаскивал новые охапки макулатуры. Закончил он в пятом часу утра. Та еще работенка!

Когда догорела последняя бумажка, Сашка дернул ручку древнего сливного бачка. Хлынула ржавенькая вода… со звонким хлопком унитаз раскололся пополам!

…Утром первым на службу пришел зам по опере майор Давыдов.

– А чего это у нас паленым то пахнет? – спросил он Зверева.

Вид у Сашки после бессонной ночи был довольно усталый, лицо небритое. Он потер подбородок и сказал:

– Да это я, Михал Иваныч, лишние бумаги жег… А унитаз я новый куплю.

– Какой унитаз?

– Да вот незадача вышла – жег бумаги, а унитаз лопнул.

– Постой ка, – сказал вдруг Давыдов, меняясь в лице. – Это какие ты бумаги жег?

– Тот хлам, что в сейфе накопился. А унитаз…

– Какой унитаз? – тихо произнес майор, опускаясь на скамейку в коридорчике. – Какой на хер унитаз? О е!

– Михал Иваныч! Вам что – плохо? – спросил Сашка растерянно.

Майор сидел, держался правой рукой за сердце и смотрел на Зверева почти со страхом. Сашке стало очень неуютно. Нехороший какой то холодок прошел по спине, и зловещий ветерок прошелестел по коридору.

– А ну ка показывай сейф, – вдруг сказал Давыдов и резко встал. В кабинетик он вошел первым. Зверев достал ключ и отомкнул железный ящик. Внутри лежали две аккуратные стопочки бумаги и несколько пустых папок. Майор схватил одну, вторую, третью… застонал.

– Ну что? Ну что, Зверев, я тебе худого сделал? – сказал он, не глядя Сашке в лицо.

– Михал Иваныч! Я же… вы сказали: разбирайся с бумагами, наводи порядок.

– А жечь секретные документы тоже я тебе приказал? – тихо спросил Давыдов. Обреченно как то спросил.

– Я же думал… – начал было Зверев, но не договорил, осекся. Вдруг пришло осознание, что произошло что то непоправимое. Что он УНИЧТОЖИЛ секретные документы… И что здесь – ОУР МВД, в игрушки здесь не играют. И что ссылаться на незнание – нелепо и глупо.

– Саня, Саня, мне же всего год до пенсии оставалось, – сказал майор, и Зверев ощутил жгучий стыд: получалось, что он подвел не только себя, но и Давыдова.