– Ну Семен Борисыч…

– Пошел вон, урод! – зло сказал Галкин. – И учти – в следующий раз…

Но парень уже не слушал. Он вскочил и бросился вон из кабинета. Семен устало помотал головой, помассировал затылок ладонью.

– А это что за фрукт был? – спросил Зверев.

– О, Саша! Это тот еще фрукт! Это Лева Караган. Неужто не слыхал?

– Нет, такой клички не слыхал.

– Ну, во первых, не кличка, а прозвище. По крайности – погоняло… А во вторых, Караган – это фамилия. Леву Карагана знают все. Ты пока работаешь мало, но погоди – еще узнаешь.

– А чем он так знаменит? – спросил Зверев, присаживаясь. Он только что вернулся из бани, где украли костюм и документы.

– Лева Караган, Александр Андреевич, случай, можно сказать, уникальный. Всего семнадцать лет прохвосту, а уже великий комбинатор. Вот ты, Саня, вчера деваху на Галере прихватил. Так?

– Ага. С польской косметикой.

– Она сразу в слезы и во всем призналась. Так?

– Да, молодая дуреха, пэтэушница. Месяц как из деревни, хотела, говорит, на колечко заработать… Расплакалась: больше не буду. Ну что с ней сделаешь? Попугал – и отпустил.

– Вот… А Лева не признается никогда и ни в чем. Но участвует во всем! Лева – везде! Лева в диапазоне от мошенничества до угона… и хрен прихватишь!

– Погоди, Семен, не сыпь мне соль на рану… Тебя послушать, так это Фантомас какой то. Чего это его прихватить нельзя?

– Вот ты, Александр Андреич, и прихвати. Ежели будешь работать, то с Левой наверняка познакомишься. Гарантирую.

Так оно и вышло. Не прошло и недели, как Зверев познакомился с Левой Караганом. Лева бойко торговал макулатурными талонами на книги. Двадцать кэгэ макулатуры – один том бессмертного Мориса Дрюона. Всего два рубля! Подходим, граждане, приобретаем талоны… где вы наберете двадцать килограмм? Морис Дрюон в ассортименте. Жизнь и смерть королей… Таис Афинская в эротическом романе Ивана Ефремова! Два рубля, граждане. Всего два рубля…

Зверев прихватил Леву на Перинной линии Гостиного двора, напротив старого здания Государственной Думы… Пока довел до отделения, Караган скинул оставшиеся талоны. Рассчитывать на пострадавших тоже не приходилось – никто, в конце то концов, не пострадал.

– Ну, Лева, что будем делать? – спросил Зверев.

– А че, Александр Андреич? Я ниче… Зверев уже и сам понял, что прихватить Леву не получится, уже поругал себя за наивность, но на всякий случай спросил:

– А кража то, Лева?

– Не я, – сразу сказал Караган.

– А кто? – спросил Зверев, глядя в окно. Окно в своей клетушке он нарисовал сам. На плотном листе ватмана, оставшемся еще со студенческой поры, он нарисовал оконный переплет, шторки в горошек и зеленый луг с коровами.

Про кражу он спросил на авось. Краж было много, о причастности Левы Карагана к какой либо из них Зверев, разумеется, не знал, но…

– А кто? – спросил он, глядя в окно. Коровы на лугу помахивали хвостами, отгоняя слепней.

– Александр Андреевич, – проникновенно сказал Лева, – я всегда рад помочь органам, но уж и вы…

– Ты сначала помоги, – перебил Зверев.

– Эх! – сказал Караган. – Была не была! Пусть меня жулики потом на ножи поставят, но вам, Александр Андреич, я помогу. Вы про московские бриллианты, что у народной артистки Фрумкиной украли, слышали?

– Конечно, – ответил Зверев, и сердце у него заныло. Корова на лугу подняла голову и посмотрела на Сашку большими томными глазами.