– Там, – сказал сержант и взмахнул рукой. Зверев зачем то посмотрел наверх. Маленький квадрат голубого неба казался отсюда безжизненным и пустым. Дворничиха обернулась и посмотрела испуганными глазами.

…Окровавленное, сжавшееся в комок тело девочки лежало на песке. Голая, тоненькая, со светлыми волосами, заплетенными в косичку. У Зверева закололо в подреберье, сжались кулаки. Трупов он насмотрелся… он уже видел столько трупов, что перестал на них реагировать… Но смотреть на детские трупы он не мог до сих пор. Тошно становилось старшему оперуполномоченному Звереву, мерзко.

– Когда обнаружили? – спросил он, поворачиваясь к старшине. Собственный вопрос казался ему глупым, неуместным, отвратительным. Таким же, как этот подвал, которого не должно быть на самом деле, но он есть. И детский труп с косичкой на голове тоже есть. И он, опер Зверев, просто обязан сейчас задавать вопросы… глупые и неуместные здесь.

– …О о о, – пронеслось над грязным и истоптанным песком. Тихий, слабый стон… – О о о.

Зверев замер. Он не верил себе. Он уже понял, откуда идет этот звук, но не верил себе. Луч фонаря в руке старшины вздрогнул. Сашка резко обернулся. И увидел открытые глаза на детском лице.

– Быстро! – выкрикнул он. – Связывайся со скорой. Быстро!

До приезда скорой он баюкал девочку на руках.

– Больно, – шептали разбитые, спекшиеся губы. – Больно…

Сколько прошло времени Зверев не знал. Наверное – совсем мало, станция Скорой помощи расположена в пяти минутах ходьбы, на канале Грибоедова. Он не знал, сколько прошло времени. Привычка засекать время происшествий, уже въевшаяся в мозг, дала сбой. Когда во дворе колодце взвыла и захлебнулась сирена, Сашка вынес страшную свою ношу. Семь ступенек вели из подвала наверх… он их не заметил. Он передал девочку с рук на руки врачу скорой. Он передал девочку и прислонился к борту милицейского УАЗа. Рафик с красным крестом включил мигалку, сирену и задним ходом выполз на улицу, в залитый весенним солнцем мир. Работать, сказал Зверев себе, до приезда бригады все здесь лежит на тебе. Работать! Эмоции в сторону.

Он отшвырнул неприкуренную сигарету, связался с отделением и приступил к опросу жильцов.

Одиннадцатилетняя Катя Мальцева, единственная дочь бандита Виталия Мальцева, умерла в реанимации спустя сутки. Усилия врачей оказались напрасными. Эти сутки Виталий не уходил из больницы. Он предлагал врачам любые деньги. Деньги помочь не смогли. На Богословском кладбище появился новый холмик. Еще два дня спустя почерневший, небритый Виталий появился в кабинете Зверева. Опустился на стул. Какое то время опер и бандит сидели молча, друг на друга не смотрели.

– Спасибо тебе, Зверев… Мне в прокуратуре сказали – ты был там первый. Ты Катюшку…

– Не надо! – остановил Мальцева Сашка. – Не надо благодарить. Я там оказался случайно… И помочь ничем не смог.

Снова замолчали. Потом Виталий спросил:

– Вы их найдете?

Вечный вопрос всех потерпевших! Зверев слышал его сотни раз.

– Не знаю, – сказал он. – Убойщики работают…

– Убойщики, – повторил Мальцев. Звереву стало стыдно за это нелепое слово. – Убойщики…

– Извини… Извини, Виталий. Ребята пашут день и ночь. Пока – ничего.

– Расскажи мне, как ЭТО было, – сказал Мальцев и впервые посмотрел Звереву в глаза. Сашке стало слегка не по себе.

Сашке стало чертовски не по себе!… Он неуверенно сказал:

– Знаешь, Виталий, наверно, ни к чему… А серые глаза с почерневшего лица смотрели в упор.