Оно и к лучшему, меньше людей Агентства отвлекать придётся.

- Хотите, я почитаю вслух? Прекрасные стихи, жаль, нынешнее поколение не чувствует этой глубоко спрятанной красоты...

Дорохов, которому было запрещено включать телевизор и читать самому, как и двум остальным, со скуки был готов на всё. Даже на кривые строчки мёртвых японских поэтов. Но, видно, не судьба: задрожал мобильник. Не хозяйкин, свой собственный. Звонил Горбунов, пребывающий в расстроенных чувствах.

- Да, товарищ подполковник? Так точно, ожидаем. Не может быть... Боярский - он же крепкий мужик... И два джипа в решето?! Охренеть... Есть повысить бдительность! Ну, как говорится, царствие небесное ребятам, да... То есть, Ракунов и профессор - не одни, с ними какая-то боевая группа? Есть. Вот же чёрт... Нет, это я не вам, товарищ подполковник, это о ситуации. Так точно, оружие наготове. Усиление? Внизу ещё машина с нашими. До связи.

Капитан опустил трубку и посмотрел в темнеющее окно. Закат отсюда, с восьмого этажа, был виден прекрасно: между соседними домами было пустое пространство, аккурат на запад, падающее за горизонт солнце в окружении фиолетово-жёлтого марева освещало землю.

Последние лучи на сегодня. Дальше ночь, а с утра новый день.

Как обычно.

Как всегда.

Мы тут суетимся белками в колесах, бегаем, пока не настанет черёд учить новых белок, а там и похороны. Скудные воспоминания, редкие награды на бархате и фотография, перечёркнутая траурной лентой. Был такой. И нет больше такого. Другие зато остались, колесо вращается бесконечно.

- Как в былые дни называла любовью все горести мира, - вдруг сказала Сайонара, - так нынче все радости смертью зову. Это Басё. Вы такого, наверное, и не знаете.

Дорохов вздрогнул, едва не уронив телефон. Настолько к месту и так страшно прозвучало это... эти - стихи, наверное? И женщина, мать находящегося в розыске Кирилла, вовсе сейчас не казалась безумной. Скорее безмерно усталой, похожей на отголосок его собственных, капитана, мыслей. Только в более изящной упаковке, так получается.

- Вы знаете, где ваш сын? - спросил Дорохов который раз. У него была надежда, что вот-вот, сейчас, в момент просветления она скажет: имя, адрес, любой намёк поможет им отработать вариант, не сидеть в наступивших сумерках сычами, а всё же работать.

Сайонара покачала головой. Потом, шаркая и звучно щёлкая время от времени по полу подошвами, подошла к холодильнику, достала пакет молока и налила себе стакан. Сидящий там хмурый лейтенант, естественно, ей не препятствовал.

Да и к чему...

- Боярский - это актёр? Он уже умер? - после длинной паузы спросила она.

- Нет. Однофамилец.

- Понятно. Мы все скоро умрём.

Хозяйка выпила молоко, помыла стакан и сунула его обратно в шкафчик. Потом, так же шаркая, удалилась в комнату, обошла подоконники, проверяя землю в цветах. Иногда доливала немного воды в горшки, но чаще шла дальше. Забрела в комнату Кирилла, где сидел третий участник засады.

- Товарищ капитан, ей в шкафу можно рыться?

- Естественно, - буркнул Дорохов. - Смотри только, чтобы ничего колюще-режущего... На всякий случай. А так пусть делает, что хочет. Но следи!

- Так точно.

Он был удивлён и подавлен смертью Боярского: знакомы же... были, пересекались неоднократно и в Центре, и в управлении в Москве. Как так-то?! В мирное время...

Дорохов стиснул зубы и попытался успокоиться. В Агентстве люди погибали редко, но всякое, конечно, бывало. Алексашенко вон в Центр взяли полтора года назад, с повышением, а потом оказалось, что для работы в мозгобойке, профессор у него там потенциал какой-то намерял высокий.