- Здравствуй, принцесса! В общем, идея мне по-прежнему не нравится, но это о многом можно сказать. Слушай меня внимательно: завтра примерно к десяти утра вам надо приехать в город... Ай, название ещё смешное такое, Лось, Лось...

- Лось-Подвальный.

- Вот молодец, географию учила, да. Там возле центральной площади есть одно кафе, запиши название... "Рас-те-ря-хин". Точно-точно! И твёрдый знак в конце. Там вас всех двое ждать будут, люди не мои, но проверенные, поговорите.

12. Усиление режима

Мне снились звёзды: холодные, тяжёлые, ледяные.

Не было в них тепла и любви, не было жизни - только мёртвый свет из ниоткуда в никуда. Пронзительный и ясный, но не становящийся от того живее. Они собирались в созвездия, которые я никак не мог угадать - у меня и в детстве это никогда не получалось - где там медведицы, а где какой-нибудь Орион или Стрелец.

Всё сияло и мерцало, переливаясь, будто нанесённая на живое бесконечное тело яркая татуировка, но и это была иллюзия. Имитация бытия.

Ни звука, ни пределов этой вечности. Безмолвное танго, танец на цыпочках невидимых статуй, изображающих вселенское Ничто. Место вне времени, куда и предки наши не добрались, несмотря на все мечты, и мы вряд ли попадём. Если только после смерти...

На фоне этого кладбища далёкой плазмы и межзвездного газа ко мне летел тот самый Немезидис: Горбунов соизволил перед отъездом показать сделанные американскими телескопами фотографии астероида. Бесформенная глыба камня и льда, вся в глубоких ямах и колючих выступах, словно побывала в руках великана: он мял её, высекал искры когтями и вытягивал острые пики, а потом плюнул и зашвырнул с размаху в равнодушное небо. Да так удачно метнул, что после миллионов лет бессмысленного полёта камень обрёл имя и цель. Сам того не зная, конечно, но разве от этого легче?

- Эй, Антон, сон такой!.. Ах да. Тьфу ж, чёрт...

Я проснулся от бодрого голоса из динамиков: подъём, подъём... Да, спасибо, я в курсе. Кровать, на которой больше не будет спать мой сосед, была аккуратно застелена, стол и тумбочка пусты. Всё вместе до боли напоминало гостиницу: какая разница, откуда приехал временный постоялец, чем здесь занимался и куда в конце концов делся. Его право, его путь.

В коридоре уже гремела тележка с завтраком, даже вещи расслабились, распустились без начальства, вышли из-под контроля людей: ну да, никто же не наорёт на охранника, что пора смазать колёса. А пока сойдёт и так.

- Ешь давай, Васин велел тебя привести, - хмуро бросил охранник. Рожа похмельная, а вот перегар я и учуять сейчас не смог бы: от самого на два метра разило. Все расслабились...

- Он там живой? - не особо внятно поинтересовался я. Картофельное пюре было густым, безвкусным: похоже, кухню задел общий приступ безалаберности и пофигизма. - В смысле, трезвый?

- Жри, говорю! - прикрикнул охранник, с грохотом вытаскивая за порог тележку. - Умник...

Вот и весь космос. Но поесть надо, пусть даже через силу. День может опять стать бесконечным, как и вчерашний. Я уже начал жить солдатскими истинами: спи, сколько сможешь, и ешь, когда дают. Скоро начну голову брить начисто и полюблю камуфляж и берцы. Прощай тогда, милая Нани, навсегда прощай. Это будет гибель того Кирилла, что ты успела узнать.

Нет, пюре решительно отвратное. Наверное, они варили замазку, но чуток промахнулись, а потом сообразили, что можно не выбрасывать, а скормить нам.

В аппаратную меня отвёл другой охранник. Шли молча, я в нужных местах тормозил, в нужных - поворачивал. Привык уже к маршруту. Вон и двери в конце коридора, всё верно.

- Заходи, - буркнул профессор. Лицо у него было обрюзгшее, нездоровое. Вчера и то выглядел повеселее, несмотря на водку.