Тогда Брунетти обратился к Кандиани:

– Думаю, это все, что я хотел выяснить у вашего клиента на данный момент.

Заявление комиссара явно удивило обоих, но Кандиани отреагировал на него первым: вскочил на ноги и закрыл блокнот.

– Значит, мы можем идти? – спросил он и потянулся за своим портфелем.

«Гуччи», – заметил про себя Брунетти.

– Полагаю, нет.

– Прошу прощения? – произнес Кандиани, вкладывая в эти слова удивление, хорошо отработанное за несколько десятилетий выступлений в суде. – Это почему же?

– Вероятно, полиция Кастельфранко выдвинет против синьора Буонавентуры ряд обвинений.

– Например? – поинтересовался Кандиани.

– Попытка скрыться от правосудия, чинить препятствия в полицейском расследовании, причинение смерти в результате дорожно‑транспортного происшествия – вот лишь некоторые из них.

– Я не был за рулем, – возразил Буонавентура, в голосе его звучало негодование.

Кандиани убрал блокнот в портфель, щелкнул застежкой и встал.

– Мне бы хотелось удостовериться в том, что полиция Кастельфранко действительно выдвинет обвинения, комиссар. – После чего, чтобы сгладить оттенок недоверия, слышавшийся в его словах, пояснил: – Разумеется, это лишь чистая формальность.

– Разумеется, – повторил Брунетти и тоже встал.

Подойдя к двери, он постучал в стекло, вызывая дежурившего снаружи офицера. Буонавентура остался в комнате, а комиссар с адвокатом отправились к Бонино, и тот подтвердил слова Брунетти о том, что полиция Кастельфранко намерена предъявить Буонавентуре ряд серьезных обвинений.

Офицер проводил Кандиани обратно в кабинет, чтобы тот мог сообщить эту информацию своему клиенту и попрощаться с ним, а комиссар остался с Бонино.

– Вы все записали? – спросил Брунетти.

Бонино кивнул:

– У нас новое звукозаписывающее оборудование. Оно фиксирует даже шепот и громкое дыхание. Так что мы все записали.

– А то, что происходило в комнате до моего прихода?

– Нет. Мы имеем право включать запись только тогда, когда в помещении находится полицейский. Переговоры между адвокатом и его клиентом не должны фиксироваться.

– В самом деле? – удивился Брунетти.

– В самом деле, – эхом повторил Бонино. – В прошлом году мы проиграли дело, потому что защита смогла доказать, что мы подслушали то, что подозреваемый говорил своему адвокату. Поэтому квесторе распорядился, чтобы впредь ничего подобного не было. Аппаратуру включают только тогда, когда в комнате появляется полицейский.

Брунетти кивнул, потом спросил:

– Когда уйдет адвокат, вы сможете снять отпечатки пальцев Буонавентуры?

– Чтобы проверить деньги?

Брунетти кивнул.

– Мы уже это сделали. – Бонино едва заметно улыбнулся. – Неофициально. Сегодня утром он попросил стакан минеральной воды, и мы получили три отчетливых отпечатка.

– И? – с надеждой произнес Брунетти.

– В лаборатории говорят, что они совпадают. Два из них точно обнаружены на купюрах из портмоне Палмьери.

– Я проверю в банке, – сказал Брунетти. – Купюры в пятьсот тысяч лир еще новые. Большинство людей даже не берет их: слишком сложно разменять. Не знаю, записывают ли они номера, но если записывают…

– Помните: у него есть Кандиани, – предостерег Бонино.

– Вы его знаете?

– В Венето его знают все.

– Зато у нас есть телефонные звонки Буонавентуры человеку, факт знакомства с которым он отрицает, и отпечатки, – заметил Брунетти.