Брунетти решил не возвращаться в квестуру, а сразу отправился домой. Он брел по городу, оставаясь слепым и глухим к его красотам, перебирая в голове разговоры и споры, которые предшествовали решению Паолы.

У нее была привычка расхаживать туда‑сюда, пока чистит зубы: бродить по квартире, заходить в спальню. Поэтому он нисколько не удивился, увидев ее три дня назад вечером в дверях спальни с зубной щеткой в руке. Она сказала без каких‑либо объяснений:

– Я это сделаю.

Брунетти знал, что она имеет в виду, но не поверил ей, поэтому лишь взглянул на нее и кивнул. На этом все и кончилось, по крайней мере, до тех пор пока звонок Руберти не разбудил его и не лишил покоя.

Он зашел в pasticceria, расположенную рядом с домом, и купил небольшой кулек fave – маленьких миндальных пирожных, которые пекут только в это время года. Кьяра их любит. И, улыбнувшись, заметил про себя: то же самое можно сказать буквально про все съедобное на свете, – тогда его впервые отпустило напряжение, что он испытывал с прошлой ночи.

Дома все было спокойно, но при сложившихся обстоятельствах это мало что значило. Пальто Паолы висело на крючке возле двери, пальто дочери – рядом, ее красный шарф валялся на полу. Брунетти подобрал его и обернул вокруг воротника пальто Кьяры. Потом снял свое и повесил его рядом. «Прямо как в сказке, – подумал он. – Мама, Папа и Маленький Медвежонок».

Он раскрыл бумажный кулек, высыпал на ладонь несколько пирожных. Запихнул их в рот, потом еще одно и еще два. И внезапно вспомнил, как давным‑давно купил такие же для Паолы, когда они оба еще учились в университете и были влюблены друг в друга.

– Ты не устала от людей, вспоминающих о Прусте всякий раз, когда едят пирожное или печенье? – спросил он тогда, словно читая ее мысли.

Голос, раздавшийся у него за спиной, заставил его вздрогнуть и пробудиться от воспоминаний.

– Можно мне, папа?

– Я купил их для тебя, ангелочек, – ответил он, нагибаясь и протягивая кулек Кьяре.

– Не возражаешь, если я буду есть только шоколадные?

Он покачал головой и спросил:

– Твоя мама у себя в кабинете?

– Вы будете с ней ссориться? – поинтересовалась дочь, и ее рука замерла над открытым пакетом.

– Почему ты так говоришь? – удивился он.

– Ты всегда называешь мамочку «твоя мама», когда собираешься с ней поссориться.

– Да, пожалуй, так оно и есть, – согласился он. – Она там?

– Угу. А долго вы будете ругаться?

Он пожал плечами. Откуда ему знать?

– Ну, тогда я все съем. На случай, если долго.

– Почему?

– Потому что это значит, что обед будет нескоро. Так всегда бывает.

Он протянул руку к пакету и достал несколько fave, тщательно выбирая, чтобы все шоколадные достались ей.

– В таком случае я постараюсь не ссориться.

– Хорошо. – Она повернулась и зашагала по коридору в свою комнату, унося пакет.