– Подумай об этой подлой статье в журнале. Это один из главных источников информации в стране, и социолог – уж не знаю, где он там преподает, но наверняка в каком‑нибудь крупном университете – считается экспертом, и люди поверят его словам. Так вот, он пишет в своей статье, что педофилы любят детей, потому что мужчинам удобнее, если все в это поверят. А мужчины правят этой страной.

Она остановилась, задохнувшись, потом произнесла:

– Не знаю, имеет ли это какое‑нибудь отношение к тому, о чем мы сейчас говорим, но, думаю, есть еще одна причина, из‑за которой в этом вопросе нас разделяет пропасть, – не только нас с тобой, Гвидо, но вообще всех мужчин и женщин. Дело вот в чем: любой женщине легко представить себе, что сексуальный опыт может оказаться неприятным, отрицательным, для мужчин же такое немыслимо.

Он попытался запротестовать, и она поторопилась добавить:

– Гвидо, ни одна женщина ни на минуту не поверит утверждению, что педофилы любят детей. Они испытывают к ним похоть, стараются подчинить их себе, но все это не имеет ни малейшего отношения к любви.

Она взглянула на него и увидела, что он сидит, опустив голову.

– Вот и все, что я хотела тебе сказать, мой дорогой Гвидо, мой любимый! Ведь я люблю тебя всей душой. Мы, большинство женщин, считаем, что любовь не имеет ничего общего с похотью и желанием подчинить себе другого человека. – Паола замолчала, взглянула на правую руку и стала машинально теребить заусенец на большом пальце. – Конец проповеди.

Тишина повисла между ними, а потом Брунетти неуверенно заговорил.

– Тебе кажется, так считают все мужчины или только некоторые? – спросил он.

– Полагаю, только некоторые. Хорошие – такие, как ты, – безусловно нет. – И прежде чем он успел что‑либо сказать, она добавила: – Но они все равно рассуждают не так, как женщины. Не думаю, что понимание любви как похоти, насилия и власти над любимым человеком им чуждо абсолютно – как нам.

– Всем женщинам?

– Надеюсь. Но нет, не всем.

Он поднял на нее глаза:

– И к чему мы пришли?

– Не знаю. Но я хочу, чтоб ты понял, насколько серьезно я все это воспринимаю.

– А если я попрошу тебя прекратить и больше ничего такого не предпринимать?

Паола плотно сжала губы – это выражение было ему знакомо вот уже двадцать лет. Она покачала головой и ничего не ответила.

– Значит ли это, что ты не прекратишь или что ты не хочешь, чтоб я тебя об этом просил?

– И то и другое.

– Однако я буду тебя просить и сейчас прошу. – Прежде чем она ответила, он поднял руку: – Нет, Паола, ничего не говори, потому что я знаю, что ты скажешь, и не хочу этого слышать. Пожалуйста, помни: я просил тебя этого не делать. Не ради меня или моей карьеры, что бы там ни произошло. А потому что я считаю твои поступки и твое мнение на этот счет неправильными.

– Я знаю, – сказала Паола и встала.

Прежде чем она отошла от стола, он добавил:

– Я тоже тебя очень люблю. И всегда буду любить.

– Ах, как я рада это слышать! – В ее голосе прозвучало облегчение, и он по опыту знал, что дальше непременно последует какое‑нибудь насмешливое замечание. Так всегда бывало в важные моменты их жизни, и сейчас она его не разочаровала. – Значит, к обеду можно смело выкладывать на стол ножи, – улыбнулась она.

6

На следующее утро, вопреки обычному распорядку, Брунетти не пошел в квестуру: пройдя мост Риальто, он свернул направо. Все в Венеции знали, что «Роза Сальва» – один из лучших баров в городе. Брунетти особенно нравились маленькие пирожные с творожным сыром рикотта, что у них продавались.