– И они тебя не пугают?
– Пугают. Я не хочу потерять работу, не хочу, чтобы твоя карьера пострадала.
– Но?..
– Знаю, ты считаешь, я занимаюсь показухой, Гвидо, – произнесла Паола и продолжила, прежде чем он успел что‑либо возразить: – И ты прав, но только отчасти. Все не так, совсем не так. Я делаю это не для того, чтобы попасть в газеты. Признаюсь тебе, я боюсь тех бед, которые наверняка обрушатся на нас в результате. Но я должна это сделать. – Он вновь попытался возразить, но она не дала: – То есть кто‑то должен это сделать, или же, если пользоваться безличной формой, которую ты так не любишь, – она мягко улыбнулась, – это нужно сделать. – Не переставая улыбаться, она сказала в заключение: – Я готова выслушать все, что ты скажешь, но не думаю, что изменю свое решение.
Брунетти поменял положение ног – теперь левая оказалась сверху – и заметил:
– В Германии новое законодательство. Теперь они могут преследовать немцев за преступления, совершенные в других странах.
– Я знаю, знаю. Читала статью, – сказала она резко.
– И чем ты недовольна?
– Один‑единственный человек был приговорен к нескольким годам тюрьмы. Big fucking deal, как говорят американцы, – подумаешь, делов‑то! Сотни, тысячи людей ездят в секс‑туры каждый год. Тот факт, что одного из них посадили в тюрьму – в комфортабельную немецкую тюрьму, с телевизором и еженедельными посещениями жены – не помешает остальным ездить в Таиланд.
– А то, что ты собираешься сделать, помешает?
– Если никто не будет организовывать подобные туры, заказывать номера в гостиницах, питание, гидов, которые отвозят этих «туристов» в бордели, тогда, думаю, меньше народу станет ездить. Знаю, этого мало, но хоть что‑то.
– Они будут добираться туда самостоятельно.
– Их станет меньше.
– Но все‑таки кто‑то ведь все равно поедет?
– Вероятно.
– Тогда зачем все это?
Она с досадой покачала головой.
– Думаю, ты говоришь так, потому что ты – мужчина, – сказала Паола.
И вот тут Брунетти разозлился:
– И что это значит?
– Это значит, что мужчины и женщины по‑разному смотрят на насилие. И так будет всегда.
– Почему? – Голос его звучал ровно, хотя оба они чувствовали злость, которая стеной встала между ними.
– Потому что, сколько бы ты ни пытался представить себе суть проблемы, для тебя она всегда останется лишь упражнением ума. С тобой такого не может случиться, Гвидо. Ты большой и сильный, а еще ты с детства привык к разного рода насилию: футбол, драки с мальчишками, в твоем случае – еще и полицейская школа.
Она заметила, что его взгляд стал невнимательным: он и прежде слышал подобные речи и никогда не верил им. Она считала, что он просто не хочет верить, но никогда ему этого не говорила.
– У нас, женщин, все по‑другому, – продолжила она. – Мы всю жизнь вынуждены бояться насилия и думать о том, как его избежать. И каждая из нас знает: то, что происходит с этими детьми в Камбодже или Таиланде, может произойти с нами. Все очень просто, Гвидо: ты большой и сильный, а мы нет.
Он не отреагировал, поэтому Паола заговорила снова:
– Гвидо, мы годами это обсуждаем, но так и не пришли к согласию. И сейчас не придем. – Она замолчала, потом попросила: – Потерпи еще немного, а потом я выслушаю тебя. Хорошо?
Брунетти пытался быть любезным, открытым и доброжелательным, он хотел ответить: «Да, конечно», но смог выдавить только натужное:
– Да. |