– Значит, никто не знал?

– Нет. Я никогда ни с кем не обсуждала свои планы. Это был мой собственный выбор, независимое решение. Давшееся мне нелегко, между прочим.

Он кивнул. Если она действовала одна, значит, убийцу вдохновило или подтолкнуло обсуждение происшествия в прессе. Господи, прямо как в Америке, где действуют убийцы‑имитаторы, – одного упоминания о преступлении достаточно, чтобы немедленно возник подражатель.

– Я иду в квестуру, – сказал он. – Когда вернусь – не знаю.

Она молча кивнула и осталась за своим столом.

Брунетти миновал коридор, надел пальто и вышел из квартиры. Никто не ждал его у двери, но он знал, что затишье скоро кончится.

12

Кончилось оно у дверей квестуры: вход в них преграждала тройная шеренга репортеров. В первом ряду стояли мужчины и женщины с блокнотами. За их спинами – журналисты с микрофонами, а за ними расположились операторы с видеокамерами, две из них – на треногах, с дуговыми лампами.

Один из операторов, увидев Брунетти, повернул слепой глаз своей камеры в его сторону. Брунетти проигнорировал его и остальных людей, толпившихся вокруг. Как ни странно, никто не задал ему ни единого вопроса, не попытался заговорить, они всего лишь обратили к нему свои микрофоны и молча смотрели, как он, словно Моисей, шел меж двух стен расступившейся воды их любопытства в квестуру.

Когда он оказался внутри, Альвизе и его всегдашний напарник Риверре поздоровались с ним. Альвизе при виде шефа не сумел скрыть своего изумления.

– Buon di, commissario, – пробормотали они, эхом вторя один другому.

Брунетти кивнул им, зная, что задавать Альвизе вопросы – напрасная трата времени, и двинулся вверх по лестнице в кабинет Патты. Синьорина Элеттра была на посту и разговаривала по телефону. Она кивнула ему, не выказав ни малейшего удивления, и подняла руку, прося подождать.

– Мне бы хотелось днем, – сказала она, выслушала ответ собеседника, потом попрощалась и повесила трубку. – С возвращением, комиссар!

– Ему будут рады?

Она вопросительно посмотрела на него.

– Возвращению? Я – безусловно. Не знаю как насчет вице‑квесторе, но он уже спрашивал, придете ли вы.

– Что вы ему ответили?

– Что вы появитесь в скором времени.

– И?

– Кажется, он вздохнул с облегчением.

– Хорошо. – Брунетти тоже отпустило напряжение. – Чем занят лейтенант Скарпа?

– Он не отходит от вице‑квесторе с того момента, как вернулся с места преступления.

– Это значит – с которого часа?

– Синьора Митри позвонила вчера вечером, в десять двадцать восемь. Корви пришел в одиннадцать ноль три. – Она взглянула на листок бумаги, лежавший на столе. – Лейтенант Скарпа явился в четверть двенадцатого и сразу же отправился в дом Митри. И до часу его не было.

– А сегодня он давно там сидит? – спросил Брунетти, подбородком указывая на дверь кабинета Патты.

– С половины девятого утра, – ответила синьорина Элеттра.

– Тогда ждать нет смысла, – пробормотал он скорее самому себе, чем ей, и повернулся к входу. Постучал, и немедленно раздалось приглашение войти.

Брунетти толкнул дверь и еле разглядел Патту. Свет лился из окна за спиной начальника, отражался от поверхности стола и бил в глаза, ослепляя каждого, кто заходил в кабинет.

Лейтенант Скарпа стоял рядом со своим шефом, и осанка его была столь величественной, а униформа такой идеально отутюженной, что он походил на Максимилиана Шелла в одной из его ролей «хороших фашистов».