Герр Герман замолчал, устремив рассеянный взгляд на дом, который все же смилостивился, позволив людям войти.

- ...сперва пили, сношались... опиум покуривали... ничего нового... вот и надоело, захотелось поинтересней... тогда-то и стали отлавливать бродяг... калечили и выбрасывали где-то в лесу... а там уж дальше само собой... один помер... ну и им это веселым показалось... и чем дальше, тем больше... Адольф, который сын моего тогдашнего начальника, некромантом был и из неплохих... да и по нашему ведомству... ни много, ни мало, а чин криминалькомиссара[1] имел. Он-то и убирался, и подсказывал, что да как... с ним еще с полдюжины обалдуев... все при родительских чинах и состояниях.

Дерьмово.

И рот наполняется горькой слюной, а я почти слышу, как начинают движение груды костей в подвале. Сколько людей погибло тогда? Сейчас... сотня? Две? Не так просто наполнить те короба, в которых по правилам должен храниться песок.

- Многие-то не верили... а они сами говорили... мол, не из забавы убивали и мучили, а во благо светлого будущего. Чего бродяг со шлюхами жалеть, сброд же, грязь под ногами общества. Мол, подобное рождает подобное, а они очищали город ото всякого отребья...

Он сплюнул, а я... что ж, ни для кого не секрет, что в обществе нашем, несмотря на усилия Церкви, пытающейся убедить, что все люди равны пред богами, витали самые разные идеи.

Взять хотя бы социал-дарвинистов с их исследованиями, за которые вцепились консерваторы, продвигая свой ограничительный эдикт: мол, раз научно доказано, что имперцы стоят над иными народами, особенно теми, чья кожа смугла, а волосы темны, то глупо закрывать на это глаза.

Каждому свое.

Были и те, кто предлагал отправить весь так называемый сброд в трудовые лагеря или же работные дома, или вовсе изничтожить, освобождая жизненное пространство иным, достойным людям.

Как по мне, сущее безумие.

Но, повторюсь, Империя велика, а людей в ней множество... ходили слухи, что где-то в предгорьях Альп есть особые города, куда пускают лишь тех, кто способен доказать чистоту своей крови до седьмого колена и финансовую состоятельность.

В общем, не удивительно, но...

- Эти, - герр Герман махнул в сторону дома, где еще спорили инквизиторы, а в подвалах гремели кости, подманивая некромантов скоплением темных эманаций, - забрали большинство... мелких сошек повесили тут, а прочих... не знаю, что с ними стало. Да и не хочу знать.

Я кивнула: иные знания бывают весьма и весьма лишними.

- Наш инспектор, как уж говорил, пустил себе пулю в голову. У него осталась супруга и две дочери, к счастью, слишком юные, чтобы можно было обвинить их в соучастии... после они отбыли из города. Его помощник подал в отставку. И не только он. В местной жандармерии людей почти не осталось. Да, кого-то из новичков перебросили, но... так уж вышло, что я сперва стал вахмистром, потом обервахмистром...

Он вздохнул и повторил:

- Уезжай. А не можешь... уйди в свой храм и не высовывайся.

Не самые радужные перспективы, но разум подсказывает, что они весьма и весьма реалистичны.

- А подскажите... - я потарабанила пальцами по рулевому колесу. - Отчего я умерла?

- От излишнего любопытства...

...и вот как это понимать?

Тело нормы оставили в мертвецкой, которая числилась за городской жандармерией и большую часть времени пустовала. Поговаривали, что в подвалах сих некогда размещались пыточные, изрядно облегчавшие следственный процесс, однако после очередного послабления они были переоборудованы под хозяйственные нужды. Не знаю, сколько в том правды, но в одной из зачарованных ячеек хранили говяжью тушу, совестливо прикрыв оную белой простыночкой, в другой тоже лежало что-то, не имеющее отношения к миру криминальному, а вот третья досталась Норме.