- Кто?

- Фантазия, полагаю, - Клаус дернул плечом. - Я пытался с ним говорить, но он лишь смеялся, повторяя, что я слишком благопристоен для подобных фантазий... а потом стал называть меня другим именем.

- Каким?

Пальцы Диттера лежали на раскрытых крыльях, будто дознаватель опасался оставлять чудесную трость свою без присмотра.

- Амадей... Вольфганг... Хельмут... еще какие-то... всякий раз разные. К тому времени мы уже поняли, что он безумен, но не осознавали насколько... мы пригласили целителя... именно он сказал, что происходит.

- И что же? - не удержалась я.

- Ореховая гниль, - Клаус поморщился. - К сожалению, в той запущенной стадии, которая не поддается излечению. Его смерть была вопросом времени... и да, я собирался отправить его в лечебницу. Что бы вы там себе ни придумали, но мне не было нужды избавляться от брата. Заболевание подобного рода - достаточный повод, чтобы объявить его недееспособным.

- Дорогой, никто не...

- Помолчи, мама, пожалуйста, - и снова этот жесткий тон. А ведь матушка и вправду замолкает. И сестрица Патрика сидит тихонечко, так и держится за щеки, будто не понимая, что дальше делать с этой-то гримасой.

- У меня есть соответствующее заключение... и да, мы подобрали вполне пристойное заведение, где Патрик мог бы провести последние месяцы своей жизни. Моя вина лишь в том, что я доверился сестре-сиделке, позабыв, что слабость моего брата сменяется приступами гнева, когда Патрик становится невероятно силен. Я не знаю, что произошло... вероятнее всего, эта женщина не успела дать ему морфий... по глупости ли, по недомыслию... она утверждала, что Патрик спал и в целом был спокоен. И он находилась рядом. Задремала...

Клаус повернулся к окну.

Вялая линия носа. Чуть обвислые щеки и губы полные, капризные, такие девицам идут, но никак не мужчинам. Подбородок скошеный и шея с выпирающим зобом.

Он не уродлив.

И вполне способен составить неплохую партию, особенно сейчас, когда взял в руки бразды управления семейным состоянием.

- Он очнулся. И выбрался из комнаты, заперев ее на ключ... он ушел... и нашли его на конюшне... он повесился на вожжах...

Или его повесили.

Кто?

И зачем?

И... вопросов у меня больше, нежели ответов.

- Могу я осмотреть комнаты, принадлежавшие вашему брату? - поинтересовался Диттер, поднимаясь.

- Нет... Боюсь, нам было слишком тяжело находиться там... поэтому мы сделали ремонт.

...а чай все-таки подали, хотя и с опозданием.

Глава 41

Глава 41

...в доме Конрада царила суета.

Удушающе пахло розами и лилиями, обилие которых навевало мысли то ли о храме, то ли о похоронной конторе... ленты, кружева.

Фарфоровые голубки, выстроившиеся в ряд на столике.

Розовые фижмы дорогого платья. Помнится, я видела нечто подобное в последнем выпуске столичного «Модника», но даже на картинке платье выглядело на редкость нелепо, а стоило просто-таки неприлично дорого.

- Простите, - светлые волосы девушки были завиты и уложены в сложную конструкцию, из которой то тут, то там выглядывали серебряные искры булавок.

Несколько цветов.

И чучело колибри, заколотое на макушке завершали образ. Ах да, еще вуалетка... вуалетка норовила съехать, а чопорная дама, приставленная к девице то ли затем, чтобы следить за моральным обликом оной, то ли просто порядка ради, то и дело поправляла ее.

- Я... не понимаю, почему теперь... прошло почти полгода...

- Моя дочь слишком занята...

Дочь?

Не похожа... дама была сухопара и одета слишком просто для той, кто приходится матерью хозяйке дома.

- Чем же? - поинтересовался Диттер, сдвигая охапку органзы в стороночку.