Сурово его поприще, и
горько почувствует он свое одиночество.
И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими
странными героями, озирать всю громадно несущуюся жизнь, озирать ее сквозь
видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы! И далеко еще то время,
когда иным ключом грозная вьюга вдохновенья подымется из облеченной в святый
ужас и в блистанье главы и почуют в смущенном трепете величавый гром других
речей...
В дорогу! в дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий сумрак
лица! Разом и вдруг окунемся в жизнь со всей ее беззвучной трескотней и
бубенчиками и посмотрим, что делает Чичиков.
Чичиков проснулся, потянул руки и ноги и почувствовал, что выспался
хорошо. Полежав минуты две на спине, он щелкнул рукою и вспомнил с
просиявшим лицом, что у него теперь без малого четыреста душ. Тут же вскочил
он с постели, не посмотрел даже на свое лицо, которое любил искренно и в
котором, как кажется, привлекательнее всего находил подбородок, ибо весьма
часто хвалился им пред кем-нибудь из приятелей, особливо если это
происходило во время бритья. "Вот, посмотри, - говорил он обыкновенно,
поглаживая его рукою, - какой у меня подбородок: совсем круглый!" Но теперь
он не взглянул ни на подбородок, ни на лицо, а прямо, так, как был, надел
сафьянные сапоги с резными выкладками всяких цветов, какими бойко торгует
город Торжок благодаря халатным побужденьям русской натуры, и,
по-шотландски, в одной короткой рубашке, позабыв свою степенность и
приличные средние лета, произвел по комнате два прыжка, пришлепнув себя
весьма ловко пяткой ноги. Потом в ту же минуту приступил к делу: перед
шкатулкой потер руки с таким же удовольствием, как потирает их выехавший на
следствие неподкупный земский суд, подходящий к закуске, и тот же час вынул
из нее бумаги. Ему хотелось поскорее кончить все, не откладывая в долгий
ящик. Сам решился он сочинить крепости, написать и переписать, чтоб не
платить ничего подьячим. Форменный порядок был ему совершенно известен:
бойко выставил он большими буквами: "Тысяча восемьсот такого-то года", потом
вслед за тем мелкими: "помещик такой-то", и все, что следует. В два часа
готово было все. Когда взглянул он потом на эти листики, на мужиков,
которые, точно, были когда-то мужиками, работали, пахали, пьянствовали,
извозничали, обманывали бар, а может быть, и просто были хорошими мужиками,
то какое-то странное, непонятное ему самому чувство овладело им. Каждая из
записочек как будто имела какой-то особенный характер, и чрез то как будто
бы самые мужики получали свой собственный характер. Мужики, принадлежавшие
Коробочке, все почти были с придатками и прозвищами. Записка Плюшкина
отличалась краткостию в слоге: часто были выставлены только начальные слова
имен и отчеств и потом две точки. |