Изменить размер шрифта - +
Когда  взглянул  он  потом  на  эти  листики,  на  мужиков,
которые, точно, были  когда-то  мужиками,  работали,  пахали,  пьянствовали,
извозничали, обманывали бар, а может быть, и просто были хорошими  мужиками,
то какое-то странное, непонятное ему самому чувство овладело им.  Каждая  из
записочек как будто имела какой-то особенный характер, и чрез то  как  будто
бы самые мужики получали свой собственный характер.  Мужики,  принадлежавшие
Коробочке, все почти  были  с  придатками  и  прозвищами.  Записка  Плюшкина
отличалась краткостию в слоге: часто были выставлены только начальные  слова
имен и отчеств и потом две точки. Реестр Собакевича  поражал  необыкновенною
полнотою и обстоятельностью, ни одно из качеств мужика не было пропущено; об
одном было сказано: "хороший столяр", к другому  приписано:"дело  смыслит  и
хмельного не берет". Означено было также обстоятельно, кто отец, и кто мать,
и какого оба  были  поведения;  у  одного  только  какого-то  Федотова  было
написано: "отец неизвестно кто, а родился от дворовой девки  Капитолины,  но
хорошего нрава и не вор". Все сии подробности придавали  какой-то  особенный
вид свежести: казалось, как будто мужики еще вчера были живы.  Смотря  долго
на имена их, он  умилился  духом  и,  вздохнувши,  произнес:  "Батюшки  мои,
сколько вас здесь напичкано! что  вы,  сердечные  мои,  поделывали  на  веку
своем? как  перебивались?"  И  глаза  его  невольно  остановились  на  одной
фамилии: это был известный  Петр  Савельев  Неуважай-Корыто,  принадлежавший
когда-то помещице Коробочке. Он опять не утерпел, чтоб не сказать:"Эх, какой
длинный, во всю строку разъехался! Мастер ли ты был,  или  просто  мужик,  и
какою смертью тебя прибрало? в кабаке ли, или середи  дороги  переехал  тебя
сонного неуклюжий обоз? Пробка Степан, плотник, трезвости примерной  А!  вот
он, Степан Пробка, вот тот богатырь, что в  гвардию  годился  бы!  Чай,  все
губернии исходил с топором за поясом и сапогами на плечах,  съедал  на  грош
хлеба да на два сушеной рыбы, а в мошне, чай, притаскивал всякий  раз  домой
целковиков по сту, а может, и государственную зашивал в холстяные штаны  или
затыкал в сапог, - где тебя прибрало? Взмостился ли ты для большего прибытку
под церковный купол, а может быть, и на крест потащился и,  поскользнувшись,
оттуда, с перекладины, шлепнулся оземь, и только какой-нибудь стоявший возле
тебя дядя Михей, почесав рукою в затылке, примолвил: "Эх,  Ваня,  угораздило
тебя!"  -  а  сам,  подвязавшись  веревкой,  полез  на  твое  место.  Максим
Телятников, сапожник. Хе, сапожник! "Пьян, как сапожник", говорит пословица.
Знаю, знаю тебя, голубчик; если хочешь, всю историю твою расскажу: учился ты
у  немца,  который  кормил  вас  всех  вместе,  бил  ремнем  по   спине   за
неаккуратность и не выпускал на улицу повесничать,  и  был  ты  чудо,  а  не
сапожник, и не нахвалился тобою немец, говоря с женой или с камрадом. А  как
кончилось твое ученье: "А вот теперь я заведусь своим домком, - сказал ты, -
да не так, как немец, что из копейки тянется, а  вдруг  разбогатею"  И  вот,
давши барину порядочный оброк, завел ты лавчонку,  набрав  заказов  кучу,  и
пошел работать.
Быстрый переход