)
Леди Троббинг и миссис Блекуотер отер, сестры-близнецы, чей портрет
кисти Милле был недавно продан на аукционе у Кристи за рекордно низкую цену,
сидели на палубной скамейке тикового дерева, ели яблоки и пили то, что леди
Троббинг со старомодной игривостью называла "шипучкой", а миссис Блекуотер
именовала более эксцентрично -- "шампань", произнося это слово в нос, на
французский лад.
-- Посмотри, Китти, ведь это мистер Фрабник, тот, что на прошлой неделе
был премьер-министром.
-- Не может быть, Фанни, где?
-- А вон, чуть впереди тех двух мужчин в котелках рядом со священником.
-- Да, похоже на его фотографии. Какой у него странный вид!
-- В точности так выглядел покойный Троббинг... весь тот последний год.
-- ... А мы ведь не подозревали, пока кто-то не нашел флаконы под
половицей в его гардеробной... а то мы все думали, что он просто пьет...
По-моему, в наши дни премьер-министры были маркой выше, ты не находишь?
-- Говорят, на мистера Фрабника имеет влияние только одна особа...
-- Из японского посольства...
-- Разумеется, милочка, только не говори так громко... Но серьезно,
Фанни, как ты думаешь, мистер Фрабник действительно такой?
-- Фигура у него для его возраста вполне хорошая.
-- Да, но его возраст и этот явно полнокровный тип так часто бывают
обманчивы. Еще бокал? Не пожалеешь, когда мы отчалим.
-- А я думала, мы уже плывем.
-- Чудачка ты, Фанни, такие уморительные вещи говоришь. И пьяненькие
старушки, давясь от беззвучного смеха, под ручку отправились вниз, в свою
каюту.
Из остальных пассажиров одни заткнули уши ватой, другие надели темные
очки, а кое-кто ел сухари из бумажных пакетов-- говорят же, что индейцы едят
змеиное мясо, чтобы перехитрить врага. Миссис Хуп лихорадочно твердила
формулу, которой обучил ее в Нью-Йорке один йог. Немногочисленные "морские
волки", чей багаж пестрел ярлыками многих плаваний, расхаживали по палубе,
вызывающе попыхивая короткими вонючими трубками и подбирая партнеров для
партии в бридж.
За две минуты до того, как пароход должен был отойти, когда уже
раздавались вокруг первые предупредительные свистки и возгласы, по трапу
поднялся молодой человек с чемоданом. Ничего примечательного в его внешности
не было.. Он выглядел в точности так, как выглядят подобные ему молодые
люди; свой чемодан, до противности тяжелый, он нес сам, потому что у него не
осталось ни одного франка да и почти никакой другой валюты. Он прожил два
месяца в Париже, где писал книгу, а теперь возвращался домой, потому что
сделал по почте предложение и получил согласие. Звали его Адам Фенвик-Саймз.
Отец Ротшильд приветливо ему улыбнулся.
-- Едва ли вы меня помните,-- сказал он.-- Мы познакомились пять лет
назад в Оксфорде, на завтраке у декана Баллиол-колледжа. |