К тому времени, как мисс Рансибл кончила, негодование Лотти достигло
предела.
-- Просто уму непостижимо,-- сказала она.-- Этакие скоты. А я ведь
знала вашего батюшку, когда вас не то что на свете, даже в проекте еще не
было. Сейчас же поговорю об этом с премьер-министром.-- Иона взялась за
телефонную трубку.-- Мне Фрабника,-- сказала она телефонисту.-- Он наверху,
в двенадцатом номере, с японкой.
-- Фрабник не премьер-министр, Лотти.
-- Нет, премьер. Вы разве не помните, что сказал Додж?.. Алло, это
Фрабник? Говорит Лотти. И вам не совестно? Лучше ничего не придумали, чем
срывать платье с бедной, беззащитной девушки?
Лотти говорила еще долго.
Мистер Фрабник уже пообедал, и упреки, сыпавшиеся на него из телефона,
отчасти соответствовали его настроению. Он далеко не сразу сообразил, что
речь идет всего лишь о мисс Рансибл. Лотти к тому времени почти иссякла,
однако закончила весьма эффектно.
-- Не Фрабник вы после этого, а похабник,-- сказала она, швыряя
трубку.-- Вот какого я о нем мнения. А теперь, может, выпьем?
Но компания ее уже распалась. Майор ушел, судья Скимп спал, уронив
красивые белые волосы в пепельницу. Адам и мисс Рансибл решали, куда
отправиться обедать. Вскоре остался только король. Он предложил Лотти руку с
изысканной грацией, усвоенной много лет назад в далеком краю, в маленьком
солнечном дворце, где огромная люстра разбрасывала звездные блестки, как
бриллианты от разорванного колье, по малиновому ковру с тканым узором из
монограмм и корон.
И они вдвоем проследовали в столовую.
Наверху в двенадцатом номере -- апартаментах просторных и даже
роскошных -- мистер Фрабник уже скользил вниз с вершины отваги, на которую с
таким трудом взобрался. Если бы не этот телефонный звонок, говорил он себе,
он, безусловно, довел бы дело до конца. А теперь баронесса лепечет, что его,
вероятно, ждут дела, и она, конечно, ему мешает, и пусть будет так любезен,
вызовет ее машину.
До чего же это все трудно. По европейским понятиям приглашение
пообедать вдвоем в номере "Шепарда" могло означать только одно. То, что она
согласилась приехать в первый же вечер по его возвращении в Англию,
исполнило его трепетной надежды. Но во время обеда она держалась так
спокойно, так по-светски непринужденно. Впрочем, как раз перед тем, как
зазвонил телефон, когда они только что встали из-за стола и пересели к
камину--тут, несомненно, да, несомненно, чем-то таким повеяло. Но с этими
восточными женщинами никогда не знаешь... Он обхватил руками колени и
выговорил каким-то странным, чужим голосом, неужели ей нужно уезжать, и что
так было чудесно после двух недель, и еще -- совсем уже через силу -- что он
столько думал о ней в Париже. |