— Из-за своего обещания обеспечить землей, убежищем и счастливым будущим любой притесненный народ Галактики я вступил в переговоры с руководством алдераанских беженцев. Я готов был отдать им южный континент на Лиинаде-3, известный своим поразительным сходством с их родиной. Фабрикуя свидетельства, уличающие меня в создании механизма, подобного тому, что трагически уничтожило Алдераан, Новая Республика помешала народу взорванной планеты обрести мир и счастье вместе с жителями Гегемонии.

Гэвин оглянулся на Тикхо Селчу.

— Полковник, он говорит правду?

Скрестив на груди руки, алдераанец с отсутствующим видом качнул головой, как будто едва расслышал вопрос.

— Не знаю… — пробормотал Тикхо. — Я не часто общаюсь с другими беженцами, да и они по большей части оставляют меня в покое. Да, они рассматривают меня как связь с Новой Республикой, и если они вели переговоры с Креннелем, то мне ничего не сказали, чтобы Республика не могла помешать их планам.

Голографический принц-адмирал на мгновение склонил голову.

— Особую боль мне причиняет именно то, что Мон Мотма вменяет мне в вину увековечивание жуткого оружия, которое уничтожило Алдераан. Она изображает меня бездушным чудовищем и заявляет во всеуслышание, что те, кто забыл ужас Алдераана, позволят ему повториться. Но ведь я ничего не забыл. Капитан Уинт Кепорра родом оттуда, он поступил в Имперскую Академию на Префсбелте-4 вместе со мной. Мы были товарищами и друзьями, добрыми, близкими друзьями. Он поехал повидаться с семьей и находился на планете, когда Гранд Мофф Таркин…

Голос подвел Креннеля; левой рукой принц-адмирал смахнул непрошеную слезинку.

— Уинт был на Алдераане, когда уничтожили планету. Я летал туда. Я побывал на Кладбище и оставил подношение моему другу в память о нем. И во имя его начал переговоры с беженцами. В его память искал я подходящий мир, чтобы отдать его алдераанцам. А теперь меня обвиняют в двуличии и тайных попытках создать Звезду Смерти! Что ж… даже Император не был столь злобен к врагам.

— Запятнать репутацию — нет, — прорычала Асир. — Взорвать их планету — пожалуйста! Не уверена, что мне нравится определение господином Кренкелем злобности.

Гэвин обнял разбушевавшуюся ботанку за плечи.

— Опять читаешь мои мысли.

Принц-адмирал гордо выпрямился:

— Печально, но жестокость часто порождает жестокость. Новая Республика, которая в детстве своем жаждала свободы для всех, ныне выросла в монстра, отказывающего в свободе тем, кто с ним не согласен. В точности как поступала Империя. Для Новой Республики не существует понятия нейтралитет. Она никому не даст ни малейшего шанса на собственный путь к свободе. Мы пережили разрушительную гражданскую войну, и память о ней свежа. Нет никого, кто оглянулся бы назад и не признал, что если бы я поступил так-то и так-то, то возможно, всего лишь возможно, предотвратил бы страдания миллиардов. Отважное противостояние тирании могло бы задушить ее при рождении и не дать подняться к вершинам власти.

Голографическая камера взяла крупный план.

— Тирания Новой Республики еще только в зародыше. Восстаньте сейчас, и мы не прольем крови многих. Народ Гегемонии будет сражаться за свою свободу! Мы зовем за собой всех, кто жаждет воли! Встаньте рядом, будьте с нами, чтобы жертвы, принесенные для свержения Империи, не оказались напрасны!

Изображение неторопливо поблекло. У Гэвина по спине бегали ледяные мурашки.

— Это только у меня ощущение, что в этой войне мы под флагом Императора? — хмуро поинтересовался пилот с Татуина.