— Дебора, — сказал я, — если твой слуга Лэшер может с моей помощью устроить твой побег, только скажи, что нужно сделать!
В мыслях я видел, как силою вырываю ее у разъяренной толпы, как мы покидаем город и скрываемся в лесу.
Мне не описать, какой улыбкой она улыбнулась, услышав эти слова, сколько нежности и печали было в той улыбке. Точно так же она
улыбалась мне, когда мы расставались после той ночи.
— Это фантазии, Петир, — сказала она.
Потом ее улыбка сделалась шире. В слабом свете свечи Дебора выглядела безумной или же… похожей на ангела либо на сумасшедшую
святую. Ее белое лицо было столь же прекрасным, как пламя свечи.
— Моя жизнь кончена, но я славно попутешествовала, уносясь из этой темницы, — сказала она. — А теперь уходи. Передай мое
послание Шарлотте, но не раньше, чем ты благополучно выберешься из этого городишки.
Я поцеловал ее руки. Во время пыток палачи обожгли ей ладони. На них остались глубокие шрамы, которые я тоже поцеловал. Они меня
не пугали.
— Я всегда любил тебя, — сказал я ей.
Я еще сказал много разных слов, глупых и нежных, которых не стану повторять здесь. Все это она выслушала с полным смирением.
Дебора знала: только сейчас я вдруг понял, как сожалею о том, что не уехал тогда с нею. Она знала, что в эту минуту я ненавидел себя
самого и дело всей своей жизни.
Я знаю, Стефан, это пройдет. Я знал об этом и тогда, когда несколько часов назад покинул ее камеру. Но сейчас воспоминания
слишком мучительны, и я чувствую себя, как святой Иоанн в его «Темной ночи души». Всякое утешение покинуло меня. Да и что толку в
нем?
Я люблю ее, и этим все сказано. Я знаю, что этот демон погубил Дебору, как когда-то погубил ее мать. Случившееся с нею лишь
подтверждало предостережения Рёмера, Гертруды и чародеев всех времен.
Я не мог уйти, не обняв и не поцеловав Дебору. И когда я держал ее в своих объятиях, то во всей полноте ощущал ее боль; я
чувствовал, как болят все ожоги и шрамы на ее теле, все жилы, вывернутые на дыбе. И это истерзанное создание, вцепившееся в меня,
было когда-то моей прекрасной Деборой. Она вдруг заплакала, словно я повернул некий потайной ключ в ее душе.
— Прости меня, любимая, — сказал я, обвиняя себя в этих слезах.
— Как сладостно обнимать тебя, — прошептала она. Потом Дебора оттолкнула меня.
— Иди же и помни все, что я сказала.
Я вышел из камеры точно помешанный. Площадь все так же была запружена народом, собравшимся поглазеть на казнь. Одни при свете
факелов мастерили лотки и скамьи, другие спали возле стены, завернувшись в одеяла.
Я сказал старому священнику, что ничуть не убежден, будто это женщина является ведьмой, и потому хочу немедленно видеть
инквизитора. Говорю тебе, Стефан, я был готов ради нее сдвинуть горы и сотрясти небеса.
Слушай же, что было дальше.
Мы отправились в замок, и нас приняли. Этот дуралей священник был очень рад оказаться в компании важного лица и тем самым
попасть на пиршество, на которое его не пригласили. К этому времени я вполне овладел собой и повел себя самым решительным образом. Я
обратился с вопросами непосредственно к инквизитору, задав их по-латыни. |