Смутно помнил зачем – он словно был пьян. Не помнил, что писал. Может, это письмо было нужнее ему, а не ей – она то должна была выкинуть глупую записку от незнакомого человека, а ему было не с кем поговорить перед смертью.
Поговорил.
– Почему «Милорд»? – тихо спросил он, понимая, что ответов на волнующие его вопросы никто давать не собирается, и надо начинать издалека.
– Ты как то сказал, что Виктор звал себя Виконтом. Ты тогда не признался мне, как он тебя звал, только сказал, что твое имя начиналось с «М». Я тогда сказала, что ты будешь Милордом, а ты ответил, что в этом имени скрывается слово «милосердие»…
«В этом имени скрывается чей то эгоцентризм», – мелькнула раздраженная мысль.
– Я же рассказывала это все около месяца назад. Я совсем запуталась в ваших играх, – тихо сказала ему Ника, опустившись рядом на колени.
Мартин смотрел на нее и жалел, что не послушался и не выключил свет. Белоснежный и беспощадный, словно солнце, отраженное от снега, этот свет не скрывал того, с какой нежностью Ника смотрела на него.
Он не мог понять, что за партию разыгрывает Виктор. Не мог понять, как ему себя вести и что делать. И, самое главное, как убедить уйти девочку.
«С возвращением, Мартин».
Он совсем отвык от этого голоса. В нем больше не слышалось ни одной знакомой интонации. Голос холодный, злой и почему то очень усталый.
«Ну здравствуй».
«Тебе пора домой. Мы потом поговорим», – пообещал ему Виктор, и мир вокруг опрокинулся, а когда стал на свои места, Мартин оказался в своем проеме.
Он наблюдал, как Ника, тоскливо глядя на Виктора, протягивает ему руку. Он покачал головой и начал собирать рассыпанные по полу купюры. Ника осталась сидеть, не сказав ни слова, но Мартин заметил, как она смотрит на Виктора.
Ему стало страшно. Никогда еще он не видел на женском лице такой искренней и глубокой ненависти.
Действие 3
Не сейчас
Я мертв, – подумал он. – Меня убили, хотя я все таки живу.
Мое тело мертво, оно стало болезнью, и никто об этом не узнает.
Я буду ходить среди людей, но это буду не я, это будет что то другое, что то насквозь дурное и злое, такое большое и такое злое, что трудно поверить, вообразить.
Это что то будет покупать себе ботинки, пить воду и даже, может, когда нибудь женится и совершит больше всего зла на свете.
Рей Брэдбери. Лихорадка
Виктор вышел в темный коридор, захлопнув за собой дверь. От него исходила смесь раздражения и страха. Мартин не мог понять всех его чувств, но не особо и пытался – он точно знал, какие чувства сейчас исходят от него самого. Желание свернуть воспитаннику шею, и себе вместе с ним, было самым ярким. Все остальные так или иначе с ним связывались.
Виктор заглянул в соседнюю комнату. Мартин успел увидеть сидящую на диване перед телевизором немолодую женщину в пестром халате и светловолосую девушку в кресле.
– У меня дела, – коротко бросил он, закрывая дверь.
«В этом доме столько людей, и никого не смущает эта девочка, пристегнутая к батарее?» – с ненавистью подумал Мартин.
«Ты не представляешь себе, на сколько вещей закрывают глаза люди, живущие в этом доме», – неожиданно отозвался Виктор.
Мартин почувствовал его усталость и презрение. Ему нечем было ответить, кроме глухой злости – все добрые чувства растворились в тех обрывках реальности, что он успел увидеть.
«Тебе удобнее в темноте или при свете?»
«При свете».
«Хорошо».
Виктор щелкнул выключателем. Теплый желтый свет залил кухню, осветив гарнитур из темного дерева, стол, застеленный чистой клетчатой скатертью и светло серые занавески из плотной ткани, целиком закрывающие оконный проем. |