|
- Будьте любезны подождать. И указал на переполненную приемную. Тут были важные, сановитые господа, увешанные орденами, и бедно одетые люди в застегнутых доверху сюртуках, тщательно закрывавших сорочку и усеянных пятнами, которые своими очертаниями напоминали материки и моря на географических картах. Среди ожидающих находились три дамы. Одна из них, хорошенькая, улыбающаяся, нарядная, имела вид кокотки. В ее соседке, женщине с морщинистым трагическим лицом, одетой скромно, хотя и столь же нарядно, было что-то от бывшей актрисы, что-то искусственное, изжитое, пахнувшее прогорклой любовью, поддельной, линялою молодостью. Третья женщина, носившая траур, в позе неутешной вдовы сидела в углу. Дюруа решил, что она явилась просить пособия. Прием все еще не начинался, хотя прошло больше двадцати минут. Дюруа вдруг осенило, и он опять подошел к швейцару. - Господин Вальтер назначил мне прийти в три часа, - сказал он. - Посмотрите на всякий случай, нет ли тут моего друга Форестье. Его сейчас же провели по длинному коридору в большой зал, где четыре господина что-то писали, расположившись за широким зеленым столом. Форестье, стоя у камина, курил папиросу и играл в бильбоке. Играл он отлично и каждый раз насаживал громадный шар из желтого букса на маленький деревянный гвоздик. - Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, - считал он. - Двадцать шесть, - сказал Дюруа. Форестье, не прерывая размеренных взмахов руки, взглянул на него. - А, это ты? Вчера я выбил пятьдесят семь подряд. После Сен-Потена я здесь самый сильный игрок. Ты видел патрона? Нет ничего уморительнее этой старой крысы Норбера, когда он играет в бильбоке. Он так разевает рот, словно хочет проглотить шар. Один из сотрудников обратился к нему: - Слушай, Форестье, я знаю, где продается великолепное бильбоке черного дерева. Говорят, оно принадлежало испанской королеве. Просят шестьдесят франков. Это недорого. - Где это? - спросил Форестье. Промахнувшись на тридцать седьмом ударе, он открыл шкаф, и в этом шкафу Дюруа увидел штук двадцать изумительных бильбоке, перенумерованных, расставленных в строгом порядке, словно диковинные безделушки в какой-нибудь коллекции. Форестье поставил свое бильбоке на место и еще раз спросил: - Где же обретается эта драгоценность? - У барышника, который продает билеты в Водевиль, - ответил журналист. - Могу тебе завтра принести, если хочешь. - Принеси. Если хорошее - я возьму; лишнее бильбоке никогда не помешает. Затем он обратился к Дюруа: - Пойдем со мной, я проведу тебя к патрону, а то проторчишь тут до семи вечера. В приемной все сидели на прежних местах. Увидев Форестье, молодая женщина и старая актриса поспешно встали и подошли к нему. Форестье по очереди отводил их к окну, и хотя все трое старались говорить тихо, Дюруа заметил, что он и той и другой говорил "ты". Наконец Форестье и Дюруа вошли в кабинет издателя, куда вела двойная обитая дверь. Под видом совещания Вальтер и кое-кто из тех господ в цилиндрах с плоскими полями, которых Дюруа видел накануне, уже целый час играли в экарте. Напряженное внимание, с каким издатель рассматривал свои карты, и вкрадчивость его движений составляли контраст с той ловкостью, гибкостью, грацией опытного игрока, с какою бил, сдавал, манипулировал легкими цветными листиками картона его партнер. |
