Николай Полотнянко. Минувшего лепет и шелест
Симбирские масоны
Глава 1
Зима, как это не раз с ней бывало, и в этом году подзадержалась с приходом в Симбирскую губернию. В первую половину декабря погода металась из стороны в сторону: ночью схваченную морозом землю посыпала жёсткая снежная крупка, озерные и речные воды возле берегов обрастали ледяными закраинами, но вступал в свои права день, и солнце начинало по-весеннему бойко разрушать всё, что успела понастроить зима за ночь.
И лишь за две недели до наступления Рождественских праздников, выпали по-настоящему глубокие снега, ударили крепкие и звонкие морозы. И далеко окрест по промёрзшему воздуху был слышен переливчатый звон бубенцов ямщицкой тройки, которая, обгоняя хлебные и рыбные обозы, поспешала по Московскому тракту к заштатному построенному в своё время на засечной черте городку Тагаю, последней станции перед славным городом Симбирском.
Кони, взбодрённые заливистым свистом ямщика, на последнем кураже, предчувствуя близкий отдых и кормёжку, не без лихости вынесли возок на невысокий пригорок, к дому станционного смотрителя. Тотчас в окне проявилась его расплывчатая физиономия и сгинула за грязной занавеской. К тройке с хрипловатым брёхом кинулась рыжая хромая собака, местная приживалка, ямщик бросил ей корку хлеба, и она завиляла облезлым хвостом.
Войлочный полог кибитки откинулся, и на снег, усыпанный клочками сена, выскочил ухватистый господин в суконной николаевской шинели с пелериной и бобровым воротником. На голове у приезжего была белая фуражка с красным околышем, указывающая на его принадлежность к благородному сословию. К шинели и фуражке прилагались круглая физиономия с чёрными бакенбардами и твёрдым взглядом стального цвета глаз, а также вздёрнутый нос забияки в красно-синеватых прожилках.
— В лучшем виде доставили, — молвил ямщик, теребя овчинный треух. — Как договаривались, барин, самый полдень.
— Ты, каналья, нас чуть было не опрокинул!
— Так в том, ваше благородие, барском рыдване, что мы обходили, лошади какие? Пахотные, большой дороги не знают, вот и испугались нашей молодецкой гоньбы, звону да свисту! Возок тряхнуло чуток, но какая езда без тряски? Это ж не на плоту плыть — где колдобинка, где вся тебе яма, другой дороги здесь отродясь не бывало.
— Ладно, держи, свистун!
В шапку ямщика полетел серебряный гривенник, на водку.
— Покорно благодарен вашему сиятельству, — вякнул ямщик и кинул монетку в свою обросшую ржавчиной бороды пасть, где, понянчив денежку языком, ловко спрятал за щекой, намереваясь донести её в целости и сохранности до кабацкой стойки, чтобы согреть своё озябшее на морозе нутро казённой водкой.
Барин бойко взбежал на крыльцо, мощным рывком отодрал плотную дверь, стуча сапогами, вошёл в низкую комнату и, отыскав глазами божницу, перекрестился. Смотритель торопливо привстал со стула и наклоном головы приветствовал приезжего.
— По казённой надобности! До темна надо быть в Симбирске, — на стол полетела подорожная.
— Вы один изволите путешествовать?
— Нет-с, не один. Со мной находится благородная девица Варвара Ивановна Кравкова, следующая в Симбирский женский Спасский монастырь.
— Немного повремените, господин полицмейстер. Скоро прибудет свежая тройка.
Приезжий кашлянул, огляделся по сторонам и, выбрав на лавке место почище, сел, не касаясь закопчённой стены.
— Я, собственно, уже не полицмейстер. Я — сызранский городничий, — значительно промолвил он. — Еду представляться симбирскому губернатору его превосходительству Александру Михайловичу Загряжскому!
— Чаю не изволите?.. Мне на той неделе на радостях от близкого свидания с родительницей артиллерийский капитан презентовал свой походный чайный сервиз. |