Наутро косая морщина на лбу выглядела особенно непоправимо.
— Хоть утюгом разглаживай! — взглянув в зеркало, сказал сам себе Антонов. Надел джинсы, цветную рубашку и, не завтракая, отправился на службу, пешком, наискосок через всю старую Москву.
В институте он зверем бросался на каждый телефонный звонок, но Надя так и не объявилась.
Во вторник утром гнусавым голосом он позвонил Надиной матери:
— Здравствуйте, это звонят из института, будьте любезны Надежду Васильевну? Ах, её нет дома. А где она? Понимаете, срочное дело заседание кафедры… (Надя училась в аспирантуре.) На даче? А вы не скажете, где это?
Дача была у чёрта на куличках — в ста километрах от Москвы.
Денег у Антонова не было ни копейки, но, выйдя из института, он смело взял такси и поехал к своему другу Игорю. Он знал, что Игорь по вторникам работает дома, и был уверен, что застанет его.
Игорь встретил Антонова в роскошном бухарском халате из натурального шелка.
— Ну ты даёшь! — с порога по-мальчишески восхитился Антонов, ощупывая холодную, приятно скользящую под рукой яркую ткань.
— А ты думал! — Голубые глаза Игоря засветились от удовольствия. — Прошу пана! — Он широким жестом открыл перед Антоновым стеклянную дверь в комнату.
В большой светлой комнате не было ничего лишнего: тёмная полированная стенка с книгами, в тон ей письменный стол и журнальный столик, два глубоких кресла и софа, обитые золотисто-зелёной ворсистой материей. На паркетном полу, ближе к софе, небольшая медвежья шкура.
— Пива хочешь? Есть чешское, из холодильника.
Антонов кивнул, сел на софу, вытянул ноги. Игорь принес из кухни две бутылки пива и высокие глиняные кружки.
— Вообще тебя пора раскулачивать, — оглядывая знакомую комнату, сказал Антонов.
— Работать надо! — Игорь радостно засмеялся. Во всей его маленькой, подтянутой фигуре, в тёмном остроскулом лице с русым мальчиковым чубчиком, в голубых глазах с лукавой искринкой так и дышали энергия, уверенность, порой какая-то детская лихость.
Работать Игорь, действительно, умел, как мало кто в их институте. Как и Антонову, ему было тридцать пять лет, но он уже защитил докторскую диссертацию и с каждым днём всё напористее выдвигался в первые ряды своих коллег.
— Слушай, срочно нужно полсотни, — прихлебывая пиво, сказал Антонов, — а лучше сотню. Внизу такси ждёт.
Игорь молча достал из ящика письменного стола чёрный кожаный бумажник, длинными белыми пальцами вытянул одну за другой десять десяток, небрежно бросил их на софу перед Антоновым.
— Слушай, — Антонов сложил деньги в стопку, — будешь моим свидетелем?
— Запросто. Что случилось?
— Не на суде, — Антонов польщённо усмехнулся, — в ЗАГСе.
— A-а… Запись актов гражданского состояния: рожден — женат — мертв. Третье состояние еще хуже, но второе тоже не мармелад.
— Да, женюсь! Ну и что?! Чего хорошего торчать одному? — поднявшись с софы, горячо заговорил Антонов. — Я сыт по горло холостяцкой жизнью. Холостые патроны, холостые обороты, сколько можно гнать порожняком? Вся жизнь холостая, как будто её и нету!
— А ты думал? — Игорь холодно глянул в глаза Антонова. — Конечно, как будто её и нету… Помнишь у Леонарда да Винчи: «Эта вода в реке последняя из той, что утечет и первая из той, что прибудет…» Примерно так…
— Причём здесь мировая скорбь! Я хочу нормальной человеческой жизни.
— Нормальной человеческой лямки.
— Да, лямки! Хочу лямки. |