За тремя воротами с высокими каменными арками, словно отдельное государство, спал городок в гранатовом саду. А глава этого государства — пожилой и грузный человек, облокотившись о полосатый журавль шлагбаума, курил папиросу «Беломорканал».

Шестнадцатилетний Сергей стоял в сторонке, на сером гравии у самых шпал. Он не думал о своих друзьях-товарищах, которые в этот час ещё спали в высоких и чистых спальнях, в гранатовом городке, где Сергей прожил десять лет. Он ни о чём не думал, его душа была настолько заполнена ожиданием и неизвестностью, что никаким другим чувствам пока не оставалось места. Он ехал в Баку поступать в институт.

А директор детского дома, облокотившись о шлагбаум, курил «Беломорканал». Он провожал Сергея в Баку.

Поезд подошёл неожиданно, остановился лишь на какую-то долю минуты и, едва он успел сесть в вагон, уже шёл почти полным ходом. В общем вагоне было полупусто, от голых светло-коричневых полок неуютно пахло дальней дорогой. Сергей смотрел в раскрытое окно по другую сторону купе. Смотрел в степь: празднично освещенная золотисто-алыми полосами восходящего солнца, она летела ему навстречу, словно будущее. Сергей с малых лет тянулся к технике, с четвёртого класса начал строить радиоприёмники, позднее водил детдомовский трактор и прочно завоевал себе положение основного технического специалиста среди сверстников. За отличную учебу и поведение был оставлен в детском доме до окончания десятого класса и вот теперь директор сам провожал его к новому рубежу жизни…

Алимов встал освеженный сновидением, словно купанием в лесной запруде, той детдомовской запруде, где вода была всегда холодна и чиста в тени вековых ясеней.

Позавтракали они втроем: Сеня, Алимов, Слава, как одна семья.

XXXVII

Сергея Алимовича неприятно поразило то, что его не пригласили в комиссию по шестому блоку, бесцеремонно обошли, и теперь дело повертывалось таким образом, что он вроде был тут ни при чём, более того, на него ложилась вина за бетонную смесь шестого блока.

«Ладно, — утешал себя Алимов, — в конце концов важен результат, важно, что блок будет вырублен». — Шагая сейчас рядом с Сеней и Славой к котловану, он думал о том, что все-таки победил и это главное. — «Еще несколько таких побед, и они станут со мною считаться. Все даётся в борьбе, — думал Алимов, щурясь на яркое утреннее солнце, — Все даётся в борьбе…» И думая так, он ощущал в себе большие силы для этой борьбы и был уверен во многих будущих победах. На душе было легко, и всё вокруг казалось необычайно красивым: белёсые горы, зелень аула, сверкающая махина кабель-крана, даже обочина дороги с чахлой пыльной травой. У входа в котлован их догнала Станислава Раймондовна.

— Иду смотреть пятьдесят пятую трещину, ту, что на вашем злополучном блоке.

— Правда?! — Алимов радостно хлопнул в ладоши. — А мы идём начинать работы по вырубке шестого блока.

— Все-таки решили вырубать? — взглянув на Сеню, Станислава Раймондовна тонко улыбнулась. — Я думаю, это к лучшему.

Сеня промычал что-то вроде «кто его знает» и сделал вид, что засмотрелся на дальние зелёные горы.

— А вы, Владислав, куда решили ехать поступать: в Москву или в Ленинград?

— Не знаю, еще не решил.

— Поезжайте в Ленинград. Остановитесь у моей сестры.

Слава смутился, пробормотал:

— Спасибо!

— Чего там спасибо! Сегодня же приходите ко мне, я дам вам адрес и рекомендательное письмо. Не пожалеете. Ленинград — такой город! — При слове «Ленинград» загорелое морщинистое лицо Станиславы Раймондовны осветилось детским восторгом.