– В первую очередь на голышей,– ответив Вадим.– Во вторую – на Шершней. Почему первые по развитию чуть выше обезьян, а вторые не могут ответить ни на один серьезный вопрос?

– Чего странного? – выскочил Тим.– Обычная блокировка памяти!

– Обычная, вот как? – осведомился Вадим.– Тогда, может, объяснишь, каким образом это достигается и как ее снять?

– Не мой профиль! – отрезал технарь.

– И я о том,– согласился Вадим.– С профилями у нас недобор. Бог с ними, со спецами, надыбать бы на приличного любителя!

– Что до голышей, можно предположить задержку в развитии,– сказал Юстиан.– Помните детей, похищенных зверями? Если на первые несколько лет голышей изолировали от людей…

– Тебе не кажется, что здесь налицо потомственный идиотизм? – спросил Игорек.

– На лице! – обрадовано пророкотал Власий, но его приятель каламбуром пренебрег и продолжал:

– Их либо выводили на протяжении поколений, отбраковывая умников, либо поднимали такие же дебилы, лишенные речи!.. Впрочем, бог с ними. Ясно одно: рассказать про здешние чудеса они не могут.

– В отличие от Шершней,– добавил Вадим.

– С ними дело серьезней,– подтвердил Игорек.– Такое ощущение, что им всё до лампочки: будут их пытать или прикончат.

– Уже пробовали,– сообщил Брон и усмехнулся на округлившиеся глаза творцов: – Не я – ордынцы. Никакого проку!

– Ну да,– упавшим голосом заключил Игорек,– вот я и говорю…

– Дело не в равнодушии,– снова вступил Вадим.– Эти парни чего‑то боятся – сильнее смерти, сильнее боли. Притом, что совесть атрофирована напрочь – даже в усеченном варианте, для самого узкого круга. И страх этот впечатан так глубоко, что одолеть его можно лишь ценой распада сознания.

– Эка хватил,– прогудел Власий.– Еще про заклятия вспомни!

– И потом, чего можно бояться сильнее смерти? – опять начал заводиться Игорек.– Не бога же? Бога можно лишь почитать.

– Смотря какой бог,– возразил Вадим.– И вообще, что он есть? Возможны варианты.

– “Бог есть любовь”,– с иронией процитировал Власий.

– Допустим. И любить его следует больше, чем самого близкого из людей, включая себя,– тогда ради бога не жаль и жизни. Но, повторяю, в Шершнях нет ни любви, ни совести, ни чести – ничего, пустота, вакуум!.. Даже ордынцы рядом с ними кажутся ангелами.

– Ну, так,– принялся загибать толстые пальцы бородач,– бог у нас уже был, ангелы были… Не хватает дьявола.

– Именно,– снова заглотнул наживку Вадим.– Предположим, Шершни “продались дьяволу”. Что это значит?

– И что же? – глумливо спросил Власий, прихлебывая густейший чай.– Наверное, отсутствие души? – И загнул третий палец.

– Подчиненность,– сказал Вадим.– Притом абсолютную. Замену горизонтальных связей на вертикальные – жесткая пирамидальная структура, скорее всего, подкрепленная энергетически. Вспомните их четкие градации в силе – ступенька за ступенькой, от рядовых Шершней через вожаков к главарю. Вот это действительно монстр!

– При условии, что он вам не померещился,– съехидничал Игорек.– Проломить такие ворота – это же надо!.. А может, он взорвал их?

– Брон,– попросил Вадим.– Не для разглашения, а?

– Не знаю, наберется ли,– с сомнением откликнулся тот.– Все же потратились сегодня изрядно.