Наука ему плохо далась. Петербурга, где он
некоторое время был в академической гимназии, как и нахождения у Потоцкого, он почти не помнил. Во время первой ссылки, в Тобольске, он обучался
в школе у некоего "несчастливца" Сильвестровича, который хорошо играл на скрипице, но по-русски почти не говорил. Женившись на небогатой
купеческой дочке Акишевой, во время пребывания в Москве, Яков Фёдорыч при жизни матери и брата кое-как ещё содержал семью. По смерти же их он
впал в окончательную нищету, овдовел, огрубел и, одичав от бедности, уж мало чем отличался от любого простолюдина-батрака: ходил в сермяге и в
дегтярных сапогах и нанимался у соседей-помещиков то в ключники, то в объездные, торговал некоторое время водкой, гонял на продажу гурты скота,
а состарившись и не видя себе ни в чём удачи и успеха, сел у хуторянина - кума Данилы Майстрюка в лесу на пасеке, глядеть пчёл. Кум Данило
держал от какого-то графа на аренде клочок той самой земли, которая была отнята у отца Мировича.
- Тут и умру! - сказал себе Яков Фёдорыч, сидя у старого омшаника, в заповедной, медвяной яворщине кума. - Сложу здесь кости! Земля всё-
таки наша...
- А сын? а дочери? - спрашивал себя старик.
У Якова Фёдорыча Мировича от рано умершей и такой же, как он, плохой здоровьем жены остались четверо детей: три дочери, Прасковья,
Аграфена и Александра, и сын Василий. Дочек разобрали по рукам добрые люди. Мальчик подрастал при отце.
Зимой Вася учился на хуторе у дьячка, летом помогал отцу у пчёл, носил ему в лес обедать и ужинать, плёл корзинки, строгал бабам ложки и
веретёна, играл на дудке и торбане [Торбан - струнный щипковый музыкальный инструмент]. Кто-то забросил в реку серого щенка; Вася с плачем
кинулся, чуть не утонул, но успел его спасти и вырастил.
Раз услыхал отец, как его десятилетний Василь в церкви поёт и читает Апостола и задумался.
"Нет, ему жить не в лесу, не на селе! - сказал себе Яков Фёдорыч. - Другим удаётся - попытаюсь и я о нём! Всё же он дворянской крови...
Предки знатные были и не под тыном валялись... А царица Лизавета Петровна до Украины милостей своих ещё не замуровала в стену"...
Думал он долго и решился наконец устроить судьбу сына.
Это случилось восемь лет назад, а именно в 1754 году.
Был жаркий летний день.
Из Малороссии в Петербург, на паре волов и на простом мужицком возу, приехал путник - высокий, костлявый, лет за пятьдесят. Он был в
долгополой чёрной свите и в серой барашковой шапке. Сам сед, а чёрные глаза, как угли, светились из-под насупленных бровей. На возу у него сидел
мальчик, лет тринадцати с небольшим. У воза шла серая лохматая собака. Ехали они просёлками, продовольствовали волов на подножном корму, сами
питались сухарями. Отправились из дому в середине апреля, прибыли в Петербург в начале июня. В дороге, следовательно, находились почти два
месяца. То были Яков Фёдорыч Мирович и его сын Василий.
Остановились они на отдых на обширном, поросшем густою зелёною травой Адмиралтейском лугу (нынешняя Исаакиевская площадь с новым садом).
Выпрягли волов, умылись в Неве, Богу помолились и закусили. Мальчик, болтая босыми ногами в реке, приметил под бастионами крепости (на месте
нынешнего Адмиралтейского бульвара) стадо пасшихся на траве придворных коров и подогнал к ним своих круторогих. |