|
.. - Поздно, друг сердечный, поправляться да думать. Другим, видно, черёд настал. Вот, к грекене к одной в никанорши зовут, за хозяйством глядеть; приходится внаймы на старости лет... Всё прахом пошло... А я мыслила о тебе, тебе сберегала... Ну да вой, не вой, на то и велика рыба, чтоб мелких-то живьём глотать... Поведай лучше о себе. Офицер вздохнул. Речь не слушалась. Два года разлуки немало унесли молодых ожиданий, веры в счастье, надежд. - В карты, Вася, по-былому, извини, играешь? - спросила, взглянув на него, старуха. - Да ты не сердись: дело говорю. - Что вы, помилуйте, - ответил гость, - жалованье какое! а тут, сами знаете, походы, контужен был, - до того ли?.. притом... Офицер хотел ещё что-то сказать; слова ускользали с языка. По лицу прошло облако. Глаза смотрели рассеянно, куда-то далеко. У губ обозначилась сердитая, угрюмая складка. Бавыкина покачала головой. - Ужли и там не забыл? - спросила она. - Вот пустяки, охота вам... - Да ты, вьюн, не финти; говори, в резонт спрашиваю. Офицер встал, оправил волосы. Точно отгоняя тяжёлую мысль, он провёл рукой по лицу, подумал и снова молча присел к столу. "Так, так, из-за неё, - мыслила тем временем старуха, из-за Поликсены ты и приехал, чуть смог вырваться оттоль... Знаю тебя! От гордости молчишь - а сам бы кинулся, готов просить: голубушка, родная, здорова ли она, жива ль?". Офицер, сгорбившись, молчал. Филатовна не выдержала. - Не закусишь ли с дороги? Молочка, сбитню не согреть ли? Гость отказался. "Ну, Бог с ним, сердечным, усталость, знать, одолела". Старуха постлала ему постель в собственной спальне, дала ему огарок свечи, а расспрос о сердечных его делах отложила до другого раза: "всяк божий день не без завтрашнего". Офицер разделся, достал из чемодана святцы и образок, поставил его в углу на столе, раскрыл святцы, рассеянным взором прочёл несколько страниц, перевёл глаза к тёмному окну и долго молился, кладя земные поклоны и прося у Бога нового терпения и новых сил. "Родина, дорогая родина! - мыслил он. - Вот она наконец, и я опять среди неё... Храм Соломона!.. далеко, кажется, до него... На чём-то они теперь стоят, чего держатся? Осветил ли их хоть малость свет истинной жизни, свет разума и вышней братской любви? Или всё тот же этот край, хмурый, неприветный, запустелый и веющий холодом?..." - Что? лёг спать? - перегодя, спросил Бавыкину, встретясь с нею в общих сенях, академик. - Спит, - нехотя ответила Филатовна, - ещё бы! намаялся сердечный: столько сломя голову скакал. А вам, сударь, что до него? - Да я так, новостей он привёз, и любопытство расспросить. - Ну, только, уж извините, это завтра... - А как бишь, не упомнил, фамилия этого вашего гостя? - Родом малороссиянец, и имя ему Василий Яковлевич Мирович... Сызмальства... Да что! спокойной ночи, сударь. |
