И тогда Сашка открылся. Словно поднял голову перед летящей в броске собакой, показывая горло. Будто сказал псу: вот я, видишь? Вот моя боль. Вот мой страх. Войди в меня. Почувствуй мою жалость. Успокойся. Я не враг.
Он не вкладывал силу в эту мысль. Просто открылся весь и без остатка, не утаивая ни одной части себя настоящего. И пес понял. Остановился. Замер. Прислушался. Той угрозы, которую пес почувствовал со стороны Сашки, а точнее, того знакомого ощущения силы, которая до этого приносила только боль, не существовало. Тот, которому он пытался оторвать голову, оказался своим. Не менее своим, чем память о теплом животе матери. И псу стало стыдно.
Глава восьмая. "Весёлый Мал"
23.
– Что значит открылся? – спросил Лукус у Сашки, когда они миновали хитросплетение узких улочек центральной части Эйд‑Мера и нашли в северных кварталах трактир с изображением толстого улыбающегося мала на вывеске.
Внутри оказалось неожиданно светло. Лучи Алателя проникали через высокие окна, застекленные неровными прозрачными пластинами. Башни Эйд‑Мера казались через них кривыми и переливающимися.
– Хорошее стекло стоит больших денег, – пояснил Лукус, заметив взгляд Сашки, и повторил вопрос. –Что же ты сделал с псом?
Сашка оглянулся. Высокая деревянная стойка выдавалась вперед, вокруг нее расположились несколько элбанов, а внутри без спешки, но сноровисто распоряжался кухонной утварью высокий и полный человек, одетый в просторную желтоватую рубаху из грубой ткани с рукавами по локоть. Его повязанная платком голова словно парила над опущенными плечами едоков. Человек беспрерывно резал, наливал, накладывал и время от времени покрикивал в открытую за спиной дверь. Оттуда доносились запахи приготовляемой пищи и звон посуды. Спутники прошли в угол, где стоял деревянный стол с двумя скамьями.
– Я сам не все понимаю, – наконец сказал Сашка, потирая забинтованную ладонь.
Помолчал и добавил:
– Точнее, я не понимаю ничего. Все, что я могу – это чувствовать. И может быть, немного внушать. Поэтому попытался внушить псу, что я друг. Но это не простая собака.
– Я заметил, – усмехнулся Лукус.
– Я говорю не о размерах, – качнул головой Сашка, все еще словно приходя в себя. –Пес обладает силой. Он может чувствовать не только запахи. Что‑то во мне вызвало его злобу.
– Может быть, он натаскан против колдунов? – вопросительно прищурился Лукус.
– Я не колдун и не воин! – выпрямился Сашка. –Боль владеет псом! Отчего‑то я напомнил ему о ней.
– Открылся, внушил, боль… – задумался Лукус. –Я люблю ясность. Хотя готов согласиться насчет боли. Без нее тут не обошлось, если такой зверь на привязи!
– В этом животном нет ни капли рабской зависимости перед кем бы то ни было, – не согласился Сашка.
– Ты не знаешь, что такое нукуд, – произнес Лукус. –Опытный колдун может стянуть жизненную силу любого элбана или животного в узел и заключить в какой‑нибудь предмет. Я видел гордых элбанов, которых колдовство превратило в рабов. Впрочем, они не нуждались в цепях и ошейниках. Да и сомневаюсь, что у того верзилы есть разрешение на использование магических предметов в пределах города. В любом случае он уже наказан. Корчмарь не отстанет от него. Придется ему раскошелиться за разоренное заведение. Вот и еще один враг.
– Еще один? – не понял Сашка.
– Валгас, – объяснил Лукус. –Он желал нашей смерти.
– Он так смотрел на тебя, Лукус, – робко вмешался Дан, –словно хотел раздавить.
– Я тоже почувствовал, – сказал Сашка. –Но не думаю, что эта собака нападет когда‑нибудь на нас впредь. |