- Сию секунду, сэр! отвечал кондуктор, засунув в карман руки, с видом человека, у которого не обнаруживалось ни малейшего расположения торопиться. - Билль! сними попоны.

Прошло еще пять минут; в конце этого времени кондуктор сел на козлы и оттуда начал осматривать вверх и вниз по улице и окликать пешеходов, что завяло другия пять минут времени.

- Кондуктор! если ты не поедешь сейчас же, то я выду, сказал мистер Минс, приходя в отчаяние от одной мысли, что опоздал, и не предвидя уже никакой возможности явиться в Тополевой аллее к условному часу.

- Сию минуту едем, сэр! был ответ, - и вслед за тем машина тронулась, но сажень через сто опять остановилась.

Минс углубился в угол кареты и предался судьбе, как вдруг.... ребенок, мать, картонка и зонтик нежданно явились к нему спутниками.

Ребенок был премилое дитя во всех отношениях; он принял Минса за своего родителя и с криком бросился обнять его.

- Переставь! что ты это? сказала мама, обуздывая восторженную радость невинного ребенка, которого полные ножонки и стучали, и скакали, и переплетались в самых разнообразных формах, от чрезвычайного нетерпения. - Перестань, душа моя! это вовсе не папа.

"И слава Богу, что не папа" - подумал Минс, и дух удовольствия, как метеор, промелькнул на его лице.

В характере ребенка игривость как-то особенно приятно сливалась вместе с привязанностию. Уверившись, что мистер Минс не был его папа, он старался обратить на себя внимание шарканьем по драповым брюкам Минса своими грязными башмаченками, толканьем по груди его зонтиком своей мама и другими ласками, свойственными младенческому возрасту, которым нет названия, и которыми он хотел рассеять скуку однообразной дороги, по видимому, единственно для своего удовольствия.

Когда несчастный джентльмен прибыл к Лебедю, было уже четверть шестого. Белый дом, конюшни, забор с надписью: "берегись собаки", - одним словом, все приметные места были пройдены с быстротою, свойственною пожилому джентльмену, когда дело идет к тому, чтоб не опоздать на обед. Спустя несколько минут, мистер Минс очутился против жолтого кирпичного дома, с зеленой дверью, медной скобой и медной доской, с зелеными ставнями и такими же решотками, - с полисадничком, или, лучше сказать, с небольшим усыпанным гравелем куском земли, в котором находились одна круглая и две треугольные куртинки, заключающия в себе небольшую сосну, до тридцати луковиц и безчисленное множество пестрых ноготков. Вкус мистера и мистрисс Бодден обнаруживался далее в бюстах двух купидонов, поставленных, по обеим сторонам дверей, на груду огромных обломков алебастра, испещренного розовыми конусообразными раковинами.- На стук мистера Минса в зеленые двери выбежал здоровый мальчик, в ливрее, бумажных чулках, и, повесив шляпу нового гостя на один из медных крючков, украшавших коридор, названный из учтивоcти "приемной", провел его в переднюю гостиную, из окон которой представлялся весьма обширный вид задних фасадов соседних домов. Когда кончился обычный церемониял рекомендаций и тому подобного, мистер Минс сел на стул в сильном смущении: он ясно заметил, что был последним посетителем. Несмотря, однако же, на это, как лев всего общества, он расположился в гостиной с прочими гостями, стараясь как можно скорее убить самое скучное из всякого времени - время, предшествующее обеду.

- Ну что, Брогсон, сказал мистер Бодден, обращаясь к пожилому джентльмену, который под видом разглядыванья картинок в Альманахе, занимался, в полное свое удовольствие, рассматриванием, чрез верхушки листиков, наружности мистера Минса: - скажи пожалуста, что теперь думают предпринять наши министры? Выйдут ли они, или сделают что нибудь другое?

- Гм! о! неужели ты не знаешь, что я самый последний человек в мире, к которому бы можно обращаться за новостями? Вот дело другое, если ты обратишься к своему братцу, которому, по месту его служения, должно быть многое известно.