- Илия, - сказал я тогда, - вы очень обяжете моего друга и меня, если
немедленно удалитесь. Мы отправляемся в Индийский и Тихий океаны и предпочли
бы, чтобы нас не задерживали.
- Вот как? А вы вернетесь к завтраку?
- Квикег, он помешанный, - говорю я. - Идем.
- Эге-гей! - окликнул нас Илия, когда мы отошли от него на несколько
шагов.
- Не обращай на него внимания, Квикег, идем скорей.
Но он опять незаметно нагнал нас и, неожиданно ударив меня ладонью по
плечу, спросил:
- А вам не показалось, будто на судно только что прошли вроде какие-то
люди?
Остановленный этим простым и ясным вопросом, я ответил:
- Да, я как будто бы видел четверых или пятерых людей, но очень смутно,
так что утверждать не стану.
- Да, очень смутно, очень смутно, - повторил Илия. - Прощайте.
Мы опять расстались с ним, и опять он неслышно нагнал нас и, еще раз
тронув меня за плечо, сказал:
- А вот найдете ли вы их теперь, как вы думаете?
- Кого?
- Прощайте же. Прощайте! - повторил он в ответ и зашагал было прочь. -
Ах да Я только собирался предупредить вас... но это не имеет значения, это
все одно и то же, дело семейное... сильный мороз сегодня, а? Будьте же
здоровы. Мы с вами теперь, наверно, не скоро увидимся, разве только перед
Судебными Властями, - и с этими бессмысленными словами он наконец удалился,
повергнув меня в немалое недоумение своей неистовой дерзостью.
Когда мы ступили наконец на борт "Пекода", нас встретила глубокая
тишина - не слышно и не видно было ни души. Дверь капитанской каюты была
заперта изнутри, люки все задраены и завалены сверху бухтами канатов. Мы
прошли на бак и здесь увидели один незакрытый люк. Снизу шел свет. Мы
спустились, но там нашли только старика такелажника, закутанного в драный
матросский бушлат. Он лежал ничком, уткнувшись носом в согнутые руки и во
всю длину вытянувшись на двух сдвинутых сундуках. Глубочайший сон сковал
его.
- Как ты думаешь, Квикег, куда могли деться те матросы, которых мы
видели? - спросил я, в растерянности глядя на спящего.
Но Квикег на пристани ничего не заметил, и теперь я готов был и сам
счесть все это оптическим обманом, если бы только не Илия со своим
таинственным вопросом. Но я подавил в себе тревожное чувство и, снова указав
на спящего, шутливо заметил Квикегу, что нам с ним, пожалуй, лучше всего
остаться тут и сторожить тело, так что пусть он устраивается поудобнее. Он
положил ладонь спящему на зад, словно испытывая, достаточно ли тут мягко, а
затем без лишних слов спокойно уселся сверху.
- Господи! Квикег, не садись так, - сказал я.
- А что? - возразил Квикег. - Совсем удобный место. Моя остров всегда
так сидят. А лицо все равно будет целый.
- Лицо! - удивился я. |