— Брось, Халниса!.. Ищешь, к чему бы придраться. Твои слова, как зеленый огурец: съешь, а во рту горечь. — Джахан-буви даже поморщилась. — Какую еще невестку тебе надо? Не девушка — клад!.. Словно создана для Алиджана. Уж заставит его взяться за ум!

Халниса-хола молчала — что ей было возразить?.. Она почему-то не хотела говорить, что сыну уже выбрали невесту.

А Фарида зачастила в их дом. Держалась она свободно, независимо, и Халниса-хола сама не знала, как к этому отнестись. Вроде бы, не хватало девушке смиренной застенчивости — больно уж самостоятельна! Так времена-то — новые… Но и в нескромности ее тоже нельзя было упрекнуть. А главное, дружба с ней благотворно сказывалась на Алиджане. После ее возвращения из Маргилана он ревниво следил за чистотой в доме, помогал матери в уборке, сам вставил новое оконное стекло взамен разбитого, вымыл окна, повесил белые, как снег, занавески.

Как-то Халниса-хола заглянула в комнату сына и поразилась: такая она была чистая, светлая, свежевыбеленные стены, тщательно прибранная постель, подушки — в белоснежных наволочках… Казалось, комната стала и уютней, и просторней.

Прежде-то за сыном не замечалось особой аккуратности… Стены его комнаты были желтые от папиросного дыма, на полу — окурки, постель вечно в беспорядке: он часто валился на нее, не раздеваясь.

И совсем уж растрогалась Халниса-хола, когда увидела на стене фотографию покойного мужа. Снимок этот давным-давно куда-то исчез. Оказывается, это Алиджан припрятал его и берег все эти годы! У Халнисы-хола защемило сердце. Сынок, сынок, не забыл родного отца…

И она с добрым чувством подумала о Фариде. Нет, что ни говори, а девушка — золото. Приветливая, добрая. И проворная, легкая, словно пушистое перо филина. Умом да сметливостью бог тоже ее не обидел: такая молодая, а уже доктор!.. И чистосердечия ей не занимать — открытая душа!

Все больше достоинств находила в девушке Халниса-хола…

Однажды, в субботу, Халниса-хола, сидя на супе, беседовала с Фаридой, которая зашла к ней после работы. Вскоре появился и Алиджан. День был знойный, парня, видно, измучила жажда. Едва кивнув Фариде, он бросился к ведру с водой, но мать остановила его:

— Водой не напьешься, сынок. Выпей-ка лучше чаю. Я достала цейлонский. Ах, какой ароматный! Он обладает и целебной силой — мне его заговорила атын-апа.

— Мама, когда вы перестанете верить во всю эту чушь?

Халниса-хола обиделась:

— Атын-апа — сноха внука святого!.. Ее молитвы творят чудеса. Я ради тебя к ней ходила.

— Ладно, — засмеялся Алиджан, — так и быть, отведаю чаю, сдобренного молитвой. Ха!.. А не обрызгала ли его слюной ваша атын-апа? Тогда его опасно давать даже Каплану.

У Халнисы-хола потемнело лицо. Фарида с осуждением взглянула на Алиджана: нашел, над чем шутить — над слабостью родной матери! Халниса-хола перехватила этот взгляд, и в душе опять восхитилась девушкой: чуткая, добрая!..

В одно из ближайших воскресений Халниса-хола должна была идти в Актепа на свадьбу племянника покойного мужа. И надумала взять с собой Фариду, хотя и не очень была уверена, что та согласится: свадьбу-то готовились сыграть по старым мусульманским законам…

Когда к ней зашла Фарида, Халниса-хола, испытующе глянув на нее поверх очков, нерешительно сказала:

— Фаридахон, доченька… Если я приглашу тебя на одну свадьбу — пойдешь со мной?

У Фариды задорно сверкнули глаза:

— А почему же не пойти? Спасибо. А когда свадьба? Хорошо бы в воскресенье.

Халниса-хола просияла:

— Свадьба-то как раз в воскресенье! Значит, согласна? — она замялась.