|
-- Он же на полу лежит, его продует! Я должен проверить его пальто, иначе не полетите,-- отрезал Алеша и приказал мне: -- А вы идите к четвертой стойке, я занят. Так, подумал я, сейчас они меня погоняют! Я сбросил со спины рюкзак и, оставив свои вещи на полу среди зала, пошел к четвертой стойке. Там, напротив высокой стройной брюнетки с тонким лицом и огромными черными глазами-гаубицами, стояли сам начальник таможни майор Золотарев -- худощавый альбинос с заячьим профилем -- и еще два таможенных инспектора с погонами лейтенантов. Перед ними на широком таможенном столе, рядом с выпотрошенным чемоданом были разложены какие-то рекламные плакаты, театральные афиши и программки. И с каждой афиши смотрели огромные глаза этой молодой брюнетки, и тут меня что-то толкнуло: Господи! Да это же эта.. Как ее? Актриса из Минска. Я видел ее в "Любовь одна" и в "Царской милости"! Та- ак.. Значит, вы и есть Лиза Строева, -- говорил актрисе начальник таможни, держа в руках зеленый листок ее выездной визы с чернильными печатями ОВИРа и австрийского посольства. -- Ну- ну... Значит, у нас играла русских цариц, а сама, значит, Лиза Соломоновна. А? Как же так? -- и он требовательно посмотрел на побледневшую актрису, словно уличил ее в провозе контрабанды. Последние триста лет русскими царями были немцы,-- вдруг вырвалось у меня. У майора зарозовели белые и по-заячьи пухлые скупки, и он посмотрел на меня прозрачно-синими глазами и бросил сквозь острые зубки. Пшел вон! И столько властного презрения было в этом даже не "пошел!", а именно "пшел!", что меня словно дерьмом облили. Впрочем, я и сам уже испугался своей выходки и сказал: Я, собственно, хотел.... Вон!!!-- гаркнул майор. Я пожал плечами и отошел к своим вещам стараясь не оборачиваться на красивую актрису. Но и спиной почувствовал, как майор провожает меня тяжелым цепким взглядом. Я уже понял, что теперь проверкой моего багажа займутся всерьез. Но что с меня взять им? Я не везу с собой даже афиш своих фильмов. Если они не разрешают вывозить фильмы, то какой смысл везти афиши, да еще русские! И пока Алеша брезгливо извлекал из моего рюкзака старую брезентовую куртку на меховой подкладке, туристический спальный мешок, стоптанные альпинистские бутсы, высокие эскимосские сапоги из оленьей шкуры -- "кисы", трехногий складной стульчик из моржовых костей и прочие заполярные сувениры моей последней киноэкспедиции, я, уже чтобы самому себе доказать, что я их не боюсь, открыто наблюдал, как у соседнего стола они проверяют второй чемодан этой актрисы. Теперь тамошний таможенник вынимал из ее чемодана нижнее белье: трусы, ночные рубашки, бюстгальтеры, гигиенические тампоны и спрашивал с явной издевкой: А это что? Трусики...-- беззвучно отвечала актриса. Так...-- таможенник тщательно прощупал каждый шов в этих белых сатиновых трусиках, затем сложил свои пальцы -- большой и указательный -- в колечко и медленно, словно сквозь удушающую петлю, пропустил через него ночную сорочку актрисы. Затем стал прощупывать утолщения в новоизвлеченном бюстгальтере. -- А это что? Лифчик... Что- что? Не слышу. Громче! Бюстгальтер...-- по щекам актрисы покатили черные от косметики слезы. Я проследил за ее взглядом и понял, почему она плачет: по ту сторону каната стояла очередь идущих на посадку иностранцев, и они, эти иностранцы, во все глаза зырились на ее нижнее белье -- нижнее белье советского производства. |
