Из предварительного заключения он попадает в заключение
пожизненное И только смерть есть торжество свободы
- Ну что ж, - сказал я, - жизнь, тем более в наших
конкретно-исторических условиях, можно рассматривать как вечное заключение А
что, эти сперматозоиды описываются как живые люди?
- Конечно, - сказал Зильберович почему-то со вздохом - Обыкновенные
люди, они борются для того, чтобы попасть в заключение, но проигравшие
обретают свободу. Понятно?
- Ну да, - сказал я. - Так более или менее понятно. Хотя немножко
мудрено А вот ты мне скажи так попроще, этот роман, или все эти романы, они
за советскую власть или против?
- Вот дурак-то! -сказал Зильберович и хлопнул себя по ляжке - Ну
конечно же, против. Если бы они были за, неужели я тебе о них стал бы
рассказывать!
Я не хочу быть понятым превратно, но когда Лео увлекся этим Леонардо
Толстым, стал бегать к нему и говорить только о нем, я воспринял это как
неожиданную измену. Дело в том, что я, сам того не осознавая, привык иметь
Лео всегда под рукой как преданного поклонника, которого всегда можно было
послать за сигаретами или за бутылкой водки и выкинуть из головы, когда он
не нужен. Я привык, что в любое время могу прийти к нему, прочесть ему
что-то новое и выслушать его восторги. А тут он как-то резко стал меняться.
Нет, он по- прежнему меня охотно выслушивал и даже хвалил, но уже не так.
Уже не здорово, не гениально, не потрясающе, а хорошо, удачно, неплохо. А
вот у Карнавалова...
И лепит мне из Карнавалова какую-то цитату. Больше того, с тех пор как
он стал приближенным самого Карнавалова, в его отношении ко мне появилась
какая-то барственная снисходительность.
Все это я вспоминал в самолете, летевшем по маршруту Франкфурт-Торонто.
ГЕНИЙ ИЗ БЕСКУДНИКОВА
Сколько бы я ни ревновал, ни скрывал свою зависть за иногда удачными, а
иногда и совсем плоскими остротами, этот разысканный Зильберовичем на свалке
новоявленный гений волновал мое воображение. И когда Зильберович с
демонстративной важностью сообщил мне, что Сим Симыч, благодаря его,
Зильберовича, личной протекции, согласился меня принять, я в свою очередь
весьма иронически поблагодарил за оказанную честь и объяснил Зильберовичу,
что соглашаются принять обычно только большие начальники, а разные истопники
и прочие мелкие люди не соглашаются принять, а просят, чтобы к ним зашли.
- И вообще я гениев видел достаточно, - сказал я, - и они меня не
очень-то интересуют. Но с тобой я могу сходить просто из любопытства и не из
чего более
Разумеется, я рисковал тем, что Зильберович психанет и не возьмет меня,
но риск, честно говоря, был, в общем-то, небольшой.
Зная Зильберовича как облупленного, я понимал, что ему тоже хочется
пустить пыль в глаза и мне, и Сим Симычу, показав нам обоим друг друга. |