По утверждению адвоката Беляка, он ездил в Ригу на процесс над Соловьём, Журкиным и Гафаровым, это российские спецслужбы дали латвийцам совет судить нацболов по статье «терроризм» вместо статьи «хулиганство». Информация исходит из российского посольства. Изначально, оказывается, латвийская Фемида собиралась судить ребят по более мягкой статье «хулиганство». После нескольких судебных заседаний был объявлен большой перерыв потому Беляк не оставался на весь процесс. В любом случае он не мог полноценно осуществлять защиту наших в Риге, по латвийским законам это мог делать только адвокат граждан Латвии. 30 апреля в моей тюрьме по радио «Маяк» вечером я услышал чудовищный по жестокости приговор: Соловей и Журкин были приговорены к 15 годам лишения свободы, а малолетка Гафаров в момент совершения «преступления» ему было 17 лет получил 5 лет лишения свободы. Во многом благодаря совету старшего брата ФСБ, борющегося против интересов русского народа. Ложная концепция внешней политики, практикуемая правительством президента Путина, исходит из того, что не следует раздражать соседей, захвативших в качестве заложников миллионы русских. ФСБ послушно проводит в жизнь эту концепцию. НБП выступает за активное вмешательство во внутренние дела тех соседних стран, в заложниках у которых оказались наши русские люди. Мы считаем счто следует бороться, давить, выбирвать права для русских. С недавних пор российское государство стало бросать нас — сторонников противоположной концепции, борьбы за права русских, — в тюрьмы.
ГЛАВА XXI. ПОД КОЛПАКОМ.
Хронологически следует вернуться назад. В апреле 2000 я поехал на Алтай. Как полагается высокопоставленному путешественнику я начал сверху. Я зашёл в ГосДуму ( у меня был временный пропуск) и без звонка ввалился в кабинет Михаила Ивановича Лапшина, депутата ГосДумы от Республики Алтай. Я поздоровался, извинился, и сообщил что собираюсь отдохнуть на Алтае, никого там не знаю и был бы очень благодарен Михаилу Ивановичу, если бы он рекомендовал мне к кому обратиться на Алтае. «Весь Лимонов тут, какой он есть» сказал Михаил Иванович обращаясь к группе мужиков, скопившихся в его кабинете, «вваливается тут , требует, и едет на Алтай в самый сезон энцефалитных клешей.» Лапшин дал мне телефон Сергея Николаевича Гречушникова. «Сходишь к нему в Усть — Коксе. Он там глава администрации. Он поможет» Я взял несколько национал-большевиков; Сашу Бурыгина майора из г. Электростали , своего охранника белокурую бестию Николая, и сел в поезд. Через Новосибирск мы приехали в Барнаул, где нас встретили наши национал-большевики, — белобрысый Женя Берсенёв журналист, добродушный, часто моргающий тип, и Юра Абрамкин. Был очень поздний вечер, мы едва успели на последний троллейбус и долго тарахтели через весь тёмный город к Берсенёву домой на улицу Попова. Там мы улеглись спать.
В Барнауле мы пробыли несколько дней. Выяснилось, что апрель далеко не лучший сезон для поездки в Горный Алтай. Выяснились ещё и расстояния. Расстояния исчислялись в 600 и более километров на юг от Барнаула. В конце концов мы познакомились на квартире у Юры Абрамкина с двумя проводниками по Алтаю. Одним из них был Виктор Золотарёв, его порекомендовал мне Берсенёв. Второго — приличного седовласого спортсмена порекомендовал отец нацбола Юры — Геннадий Петрович. Мы выбрали седовласого спортсмена, потому что у него был автомобиль. У Виктора автомобиля не было. Спортсмен отвёз нас в село Амур в самый что ни на есть к своим знакомым. Бывшая учительница Галина Ивановна Беликова нашла нам дом для жилья — не функционирующую пасеку в восьми километрах от села Амур. Там, в спартанских, но выносимых условиях, жарко топя печку буржуйку мы прожили несколько недель. Окружены были первосортной алтайской экзотикой. У жеребёнка волк выкусил кусок брюшины над лопаткой и жеребёнок должен был умереть, бегали маралы и лисицы, пастухи-алтайцы приезжали на наш дым и клянчили водку. |