Смиряясь с жестокой действительностью, он сказал хриплым шепотом.
– Нет. Позови… двух лакеев.
Она встала и несколько раз громко позвонила в колокольчик. Затем вернулась и, опустившись на колени, стала вытирать платком пот с его лба.
Когда прибежали лакеи, она отдала им необходимые распоряжения. Голос ее как будто бы звучал спокойно, но он чувствовал затаенную в нем дрожь.
Молодые лакеи были сильно потрясены и встревожены, увидев своего хозяина в таком состоянии. Они подняли его очень бережно. Вот что значит хорошо платить слугам, в полузабытье подумал Стивен.
Пока его несли наверх, он боролся с полным беспамятством. Прежде чем положить в постель, на него надели ночную рубашку. Видимо, потому, что он весь дрожал от холода. С тех пор как женился на Розалинде, он еще ни разу не надевал ночной рубашки.
Сев около кровати, Розалинда обхватила его руку своими теплыми пальцами.
– Ты слышишь меня, Стивен? – Когда он кивнул, она продолжила: – Я сейчас же вызову врача. Мне следовало это сделать, как только мы приехали в Лондон.
Она хотела подняться, но он удержал ее за кисть.
– Нет. Я уже много раз видел, что делают врачи, когда умирают богатые люди. Моему отцу делали кровопускание, давали очистительное, ставили пластыри. Он прошел через настоящий ад. Даже дикие звери умирают с большим достоинством, чем умер он. Я поклялся, что, когда настанет мой час, я не допущу, чтобы подобное делали со мной. – Он заглянул Розалинде в глаза, давая почувствовать, насколько серьезно то, что он говорит. – Я могу встретить смерть лицом к лицу. В конце концов, у меня просто нет выбора. Но я не хочу, чтобы эти проклятые мясники творили невесть что с моим телом.
– Но что, если доктор сможет тебе помочь? – умоляюще сказала она. – В конце концов ты опираешься только на мнение Блэкмера. Что, если он ошибся и твоя болезнь вполне излечима?
– Если бы я допускал такую возможность, я призвал бы всех английских шарлатанов. – Он со свистом выдохнул воздух. – Но тело то не лжет. Я умираю. Обещай, что позволишь мне умереть так, как я хочу, Розалинда. Пожалуйста.
Готовая разрыдаться, она закусила нижнюю губу. Кивнула:
– Обещаю. Подать тебе пилюлю опия?
– Они на моем туалетном столике. Принеси три. Сильная, конечно, доза, но, может быть, она поможет приглушить адскую боль.
Розалинда принесла флакон из туалетной комнаты.
– Этот самый? Он кивнул.
– Я думал, что запас пилюль истощится еще до моего конца. Но Блэкмер, очевидно, дал их с большим запасом. Щедрый человек, – сказал он не без черного юмора. – Лекарства переживут меня.
Подняв его голову, она сунула ему в рот пилюли, затем дала стакан с водой, чтобы запить их. Даже это слабое усилие утомило его.
Розалинда бережно уложила его голову на подушки. На лицо ее упали завитки рыжеватых волос, глаза были как два больших озерца боли. Хотя его тело и было сковано оцепенением, эмоциональная чувствительность резко обострилась. Он ощущал ее страх и горе как свои собственные.
В чем то это было даже труднее, чем переносить боль, раздиравшую его внутренности.
Ему хотелось сказать ей, как много она для него значила. Как ему дороги проведенные вместе с ней недели. Но не находил подходящих слов. Просто не знал их.
Когда на него вновь нахлынула тьма, он впился взглядом в ее лицо, отчаянно надеясь, что видит ее не в последний раз.
Розалинда держала Стивена за руку, пока он не уснул. Что же делать? Если ему вдруг не станет лучше, нечего даже и думать о том, чтобы везти его в Ашбертонское аббатство. Надо сказать секретарю, чтобы он срочно вызвал лорда Майкла, который, вероятно, уже в Ашбертонском аббатстве или, может быть, все еще у себя дома в Уэльсе. Флайфилду придется послать письма в оба места.
А как поступить ей самой? Позвать к себе мать или Джессику? В их обществе ей было бы легче, но это может помешать нормальной работе труппы. |