|
Стивен никогда не задумывался над тем, что Клаудия может осуждать его и Майкла только за их принадлежность к противоположному полу, но в этом была своя определенная логика. Кто бы мог подумать, что Эндрю окажется таким проницательным? – Жаль, что ты не родилась мальчиком, Клауди, – сказал Стивен, называя ее так, как звал в детстве. – Ведь ты больше всех соответствовала представлению отца о том, каким должен быть герцог Ашбертон. Он вздохнул, вспоминая, как часто страдал от отцовского презрения. – Ты же знаешь, что он был несправедлив ко всем нам. Тебе, девочке, он не уделял того внимания, которого ты заслуживала. Меня он недолюбливал за то, что я, по его мнению, был недостаточно высокомерен, а его отношение к Майклу было просто безобразным. – Он не стал уточнять, чем это было вызвано. – Мне трудно простить его обращение с Майклом. Насколько я могу понять, он был точной копией своего отца. С самого детства его воспитывали в убеждении, что его воля превыше всего, все должны ей следовать. – Так ты говоришь, я очень на него похожа? – В бледном свете солнца было хорошо заметно печальное выражение лица Клаудии. – Я даже не понимала, как сильно нуждалась в поддержке Эндрю, пока не лишилась ее. Я знаю, что со мной нелегко, но, невзирая на все мои недостатки, Эндрю всегда оставался со мной. – Она сглотнула. – Я не очень нравлюсь себе самой, Стивен, но не могу измениться. Если я не дочь своего отца, то кто же я? – Ты жена, мать, сестра, – спокойно сказал он. – К тому же ты графиня Херрингтон. Что до Эндрю, то совершенно очевидно, – он хорошо тебя понимает. Неужели ты думаешь, что после всего этого он разлюбит тебя? Тем более что хорошо знает твои недостатки. – Он не любит меня. Разве хоть кто нибудь может меня любить? – в отчаянии вскричала она. По ее щекам покатились безмолвные горестные слезы. Видеть ее в таком отчаянии было больно. Стивен вспомнил, как еще совсем малышом она подзывала его, чтобы он ее обнял. – Я не могу подойти к тебе, – сказал Стивен. – Но если ты хочешь, чтобы я тебя обнял, Клауди, подойди ко мне. Всякий раз, когда она подзывала его, он попадал прямо в ее объятия. Услышав знакомое приглашение, она улыбнулась сквозь слезы, подошла и села на краю кровати. – Прости меня, Стивен, – сказала она, утирая слезы. – Среди нас всех только ты тяжело болен. Мне следовало бы утешать тебя, а не просить утешения самой. Он похлопал ее по руке. – Вообще то я убеждаюсь, что умирать – дело довольно простое. Жить куда более сложно. Из ее карих глаз вновь хлынули слезы. – Я не могу даже представить себе, что лишусь тебя, Стивен, – шепнула она. – Я старше тебя, просто несправедливо, что я, злая брюзга, жива и здорова, а ты, куда лучший, чем я, человек, умираешь. Он улыбнулся: – Может быть, это верно, что только хорошие люди умирают молодыми. Она прижала его руку к губам. – Именно это сказала Розалинда, когда была у меня. О Стивен, я испортила тебе всю жизнь! Он притянул ее к себе поближе, чтобы обнять за плечи. Спрятав лицо, она заплакала. Он знал, что не только он причина ее слез. Это были главным образом слезы сожаления по отцу, которого она обожала, но которому никак не могла угодить, по ее тщетным стараниям соответствовать немыслимо высоким критериям. – Не будь так жестока к себе, Клауди. Ты знаешь, как я любил тебя в детстве. Ты была со мной такой ласковой, такой нежной. Всегда внимательно меня выслушивала. Только благодаря тебе я не чувствовал себя заброшенным. Ты, как никто другой, умеешь обходиться с маленькими детьми. – Он улыбнулся. – Не будь ты графиней, из тебя получилась бы чудесная няня. – Она, вероятно, была бы такая, как миссис Стэндиш, готовая рискнуть жизнью для спасения находящегося на его попечении ребенка. |
