|
– Она, вероятно, была бы такая, как миссис Стэндиш, готовая рискнуть жизнью для спасения находящегося на его попечении ребенка. – И, может быть, в такой роли я принесла бы куда больше пользы, – со слабым смешком сказала она. У него было такое чувство, что он сможет ей помочь, если скажет что то нужное, но он не знал, что именно. И тут его вдруг осенило: – Почему ты вышла замуж за Эндрю? Ведь у тебя были лучшие предложения. Ты могла бы стать маркизой. – Почему за него? Да потому, что он нравился мне больше всех остальных. В обществе Эндрю я чувствовала себя красивой и умной. Желанной. – Она вздохнула. – Так приятно чувствовать себя желанной, хотя я и не знаю, что именно привлекло его во мне. – Ты никогда не сожалела, что вышла за него замуж? – Никогда, – последовал немедленный ответ. – Иными словами, ты любить его. И всегда любила. Ты когда нибудь говорила ему об этом? Она встала и начала расправлять складки на платье. – Он знает, что я… очень к нему привязана. Стивена не удивило, что она не решается произнести слово «люблю». Так же вел себя и он. Почти всю свою жизнь. По сути дела, до вчерашнего дня, когда он вышел за пределы жизни. Теперь он знал, что надо сказать сестре. – Старый герцог учил нас своему пониманию главных добродетелей. Первые места в его списке занимали гордость и соблюдение приличий. Любви там даже не числилось. Мы усвоили от отца, что любить и быть любимым – признак слабости. Нечто презренное. Он замолчал, набираясь сил для продолжения. – У отца было искаженное понимание. Высшая добродетель – любовь. Только она придает истинный смысл жизни. А гордость и соблюдение приличий – всего лишь пепел, зола. Ради самой себя и ради Эндрю скажи ему, что любишь его, Клауди. Заодно скажи то же самое и своим детям. – Он слабо усмехнулся. – Даже если у тебя будет такое чувство, что язык может отвалиться, когда ты будешь произносить это слово. Она нерешительно поглядела на него. – Ты думаешь, им будет приятно выслушать такое признание? – Почти в этом уверен. У тебя нет основания для самоуничижения, Клауди, потому что в твоем характере есть много достойного восхищения. Ты женщина смелая и преданная – и, конечно, любящая, только проявляешь свою любовь в делах и поступках, а не в словах. – Я – любящая? – удивленно переспросила она. Она была так же сильно поражена этой мыслью, как и он сам, когда она осенила его. – Да, ты. Язык у тебя острый, но это не мешает тебе иметь доброе сердце. – Чувствуя, что не может больше сидеть прямо, он зарылся глубже в подушки. – В следующий раз, когда у тебя будет поползновение пустить в ход свой острый язык или проявить высокомерие, присущее Кеньонам, просто помолчи. – Хорошо. Я попытаюсь. – Она мрачно воззрилась на него. – Прощай, Стивен. Я никогда не представляла себе, как тяжело мне будет лишиться тебя. А теперь уже слишком поздно. Он утомленно улыбнулся: – Мы еще увидимся. Она сдвинула брови. – Ты и правда в этом уверен? – Я знаю, – сказал он, чувствуя, что в его голосе прорываются интонации леди Уэстли. – Молюсь, чтобы ты оказался прав. – Она поцеловала его в щеку. – Я… я люблю тебя, Стивен. – Она скривила губы. – Как видишь, язык у меня не отвалился. Он слегка улыбнулся. – И я тоже люблю тебя, Клауди. – Произнести эти слова было так легко. Почему же всю свою жизнь он даже не пробовал выговорить их? Как только сестра ушла, он со вздохом перекатился на бок. И вдруг спохватился, что так и не признался Розалинде, что любит ее. Оглядываясь назад, он понял, что полюбил ее едва ли не с первой их встречи. Каким же идиотом он был, что скрывал это даже от самого себя. |
