– Есть какие‑нибудь возражения против того, чтобы вынести этот вопрос на голосование? – вопросил Джомальд. Его голос напоминал громовые удары молота.

Один из Умеренных очень медленно и неуверенно стал подниматься с места, беспокойно озираясь по сторонам. Но, не найдя поддержки, он снова сел, пряча глаза от Фреджериса.

Только теперь брат Фреджерис понял все происходящее, но на его красивом лице не дрогнул ни один мускул. На светящийся стол один за другим опускались сжатые кулаки. Фреджерис надменно взглянул на голосующих против него первосвященников, скорее с видом оскорбленного их невоспитанностью человека, чем священника, которому грозит отлучение.

В конце концов, никто из собравшиеся не положил руку ладонью вниз, что означало бы отрицание, и только двое Умеренных воздержались, чувствуя себя при этом крайне неуютно.

– Выполняйте приговор! – закричал Джомальд, обращаясь к техникам Четвертого круга.

Осознав, наконец, что вся акция была спланирована заранее, некоторые священники не смогли скрыть удивление. Но Фреджерис все еще сохранял спокойствие. Он не дрогнул даже тогда, когда его Умеренные отпрянули от него. Он стоял на прежнем месте, подобно мраморному изваянию.

И, подобно мраморному идолу, он был низвергнут. Невидимые лучи блокировали все его нервные импульсы. Вначале его лишили зрения, и он с трудом поднес отяжелевшие руки к невидящим глазам. Но не успел он коснуться глаз, как тотчас был лишен возможности осязать. Затем отключился вестибулярный аппарат, и он, покачнувшись, тяжело опрокинулся через стол.

Беспомощнее грудного ребенка, он неуклюже сполз на пол, раскинув руки. Теперь он представлял собой бесчувственное тело. Он был изгнан из Вселенной, лишен всех чувств и обречен целый год находиться в одиночной камере наедине со своими мыслями. Этот год превратится для него в вечность, потому что он потеряет всякое представление о времени.

И когда священники низших рангов склонились над павшим лидером, брат Джомальд заговорил снова.

– Я предлагаю передать всю полноту власти в руки первосвященника Гонифация. Я надеюсь, что он сможет мобилизовать все силы для борьбы с врагом. Теперь же предлагаю объявить его Верховным Иерархом, пока Новое Колдовство представляет угрозу нашему миру. На этот период Верховный совет будет функционировать лишь как главный консультативный орган.

Это предложение было принято единогласно. Даже старик Серсиваль, всегда державшийся особняком, голосовал вместе с остальными. Гонифаций, который и до этого не произнес ни слова, оставил произошедшее без комментариев. Он поднялся с места и приказал:

– Приведите пленных. Начнем допрос.

Тут‑то наконец возмутился фанатик Серсиваль. Его желтое, словно пергаментное, лицо побагровело от гнева.

– Ваше высокопреосвященство, я попросил бы не подвергать наши нервы подобным экспериментам и не допускать встречи со слугами Сатаны! Если есть уверенность, что захваченные вами – ведьмы, то нечего церемониться. Уничтожьте их сразу, и делу конец! Этой нечисти нет места на земле!

– Я проголосовал за то, чтобы вам предоставили неограниченную власть, – продолжал Серсиваль, – потому что считаю вас сильным лидером, который хочет и может безжалостно бороться с прихвостнями зла. Так не щадите же слуг Сатаны! Я требую!

– Я выслушал вас, – холодно ответил Гонифаций. – Враг не дождется от меня пощады, но допросить ведьм все‑таки необходимо.

С гримасой отвращения на вытянутом лице Серсиваль тяжело опустился на место.

– Я все же считаю, что их необходимо казнить немедля!

Вооруженный конвой ввел в Палату арестованных ведьм, и собрание потеряло к Серсивалю всякий интерес.